Семь раз отрежь (СИ) - "Larik-lan"

— Белла говорила маме, что не доверяет зеленомордым уродам и сейчас подбирает подходящие заклинания для защиты своего сейфа. Это даёт надежду, что кубок пока у неё при себе, или она хранит его дома. Она очень подозрительна и не хочет подвести доверие В.

— Забрать чашу из кармана террористки… Прогулка к инферналам уже не кажется такой сложной задачей.

— От меня она не будет ждать подвоха. Всё-таки родственник, и мы… из одной компании. Мне в любом случае будет проще, чем любому из вас… — Регулус, не замечая того, взволнованно качал ногой, выдавая нервозность.

— В. никому не доверяет, не исключено, если в любой момент захочет всё переиграть, — Лина провела пальцем по подбородку.

— Поэтому нам нужно поторопиться, — завершая ее мысль, кивнул Северус.

— Вы такие наивные, что помешает лорду, обнаружив пропажу, наделать себе новых вещиц? — Эйдан все ещё не до конца верил в исход операции, хорошо представляя могущество их противников.

— Не успеет. Его мы тоже убьем, и, желательно, до конца учебного года, — равнодушно кинула Лина, пока Эйвери, поперхнувшись воздухом, истошно кашлял, а Блэк бил его по спине.

Губить директора было сложно. Невыносимо. А Волдеморта — необходимо. Оставались сомнения, рассказать ли подельникам о ритуале, призванном запереть душу Тома, и Лина понимала, что придется проявить откровенность. Им в любом случае понадобится помощь, чтобы заманить Тома на место проведения ритуала, да и Регулус наверняка узнает процедуру, если он читал "Волхование" достаточно внимательно. Но сделать это можно и позже, когда дневник, медальон и диадема будут уничтожены, и в их маленьком "отряде камикадзе" образуется больше доверия.

— Я думал, вы шутили, когда обещали не оставить от темного лорда и следа! Фигура речи… И я в курсе, Эванс, что такое метафора! Но это же буквально невозможно! Это самоубийство! А можно поинтересоваться, кто ещё в вашем списке? Министр? Глава ДМП? Начальник отдела Тайн? — Эйдану удалось восстановить самообладание, хотя лицо оставалось красным, а тон — язвительным.

— Ты же понимал, что мы не просто так в это ввязались, знаешь цену, то, что стоит на кону. — Тон Лины был мягким и сочувствующим, но Эйвери по лицу понимал — она не остановится.

— Можете считать меня идеалистом, но мне бы хотелось выбраться из вашей авантюры живым. — Эйвери снова казался собранным, но голос полнился сарказма. — Я у отца единственный сын, и одно дело — пытаться изменить будущее, доказать отцу, чего я стою, и другое — подписываться на заведомо безнадежную затею. Отец меня за такой идиотизм выгонит из дома и из семьи. И будет прав.

— Ты многое знаешь, столько прошел, а теперь — в кусты? — теперь возмущение проявил Регулус, и на щеках парня проступили красные пятна. — Ты говоришь, что являешься единственным наследником, но если дело и дальше пойдет так, как рассказала Эванс, то станешь и последним в линии!

— Так, может, и хватит? Возможно, своими действиями мы уже сделали достаточно! — Эйдан продолжал упорствовать, следуя инстинкту самосохранения. — Откуда нам знать? Будущее уже изменилось!

Наблюдая за ним, Лина подумала, что они с Северусом стали напоминать меч и его надёжные ножны, Регулус больше походил на вулкан, внешне спокойный, но внутри бурлящий, а Эйвери среди них был дредноутом — крепким, внешне неповоротливым, но, завершив маневр, способным ударить всей своей мощью. Осталось лишь задать ему верный курс. Спрыгнув с парты, она подошла к слизеринцу, заглядывая в глаза, хотя тот и косился недовольно, не желая поддерживать зрительный контакт.

— Эйдан, ты присоединился к нам, желая узнать, на что мы способны. Ты убедился, что настроены мы серьезно. Возможно, ты думал, что всё ограничится уничтожением крестражей, и мы не осмелимся всерьёз замахнуться на фигуру… такого масштаба. Очень может быть, ты хотел таким образом обезопасить будущее своё и своей семьи, но ведь всё очевидно. Здесь собрались люди, которым нечего терять. И, если ты не хочешь помочь, просто не мешай…

Бросив на нее косой взгляд, Эйвери красноречиво потёр запястья, а после решительно мотнул головой:

— На мне уже столько клятв, что отступить теперь… значит, пройти этот путь напрасно. А ты, Эванс, когда-то говорила, что привыкла защищать своих людей. Будь что будет, я — твой человек!

— Хорошо, что в этом году нам не нужно сдавать экзамены. Авантюры и учёба плохо сочетаются, — спокойно заметил Северус, разбивая этим возникшее напряжение и вызывая общее истерическое хихиканье и протестующие возгласы Регулуса, которого, в отличие от более старших товарищей, ожидали СОВы. Стирая набежавшую от смеха слезинку, Лина подумала, что с такими союзниками у неё действительно есть шанс добиться успеха. Уж в этой жизни ей точно должно повезти!

Время неумолимо неслось вперёд, с равнин уже веяло весной, а план оставался сырым. Раз за разом прокручивая в голове возможные версии событий, Лина каждый раз находила моменты, в которые всё может пойти не так. Они не смогут уничтожить крестражи. Погибнут в пещере. Сгинут в пламени. Им не удастся убедить Люциуса. Волдеморт почует ловушку. Их сил окажется недостаточно. Старшая палочка решит предать хозяйку. Слабых мест оставалось слишком много, и девушка принималась нервно грызть ноготь, пока Северус не отнимал руку, и его спокойная уверенность помогала немного восстановить самообладание.

— Мы вместе и всегда можем начать заново, — сказал он ей однажды, и эта надежда "начать заново" перевешивала опасения, иначе Лина, продолжая колебаться, вовсе всё отменила, в панике собрала своих соратников и спрятала их подальше. Хотя бы на время. Несколько лет спокойной жизни — лучше, чем бесславная гибель в юные годы. Но она понимала, что это самообман и живой Волдеморт всегда останется угрозой.

В Хогсмиде шныряли авроры, расследуя гибель Дамблдора, но постепенно их энтузиазм затух, преступление отнесли на счет пожирателей, а дело оказалось в высокой стопке таких же бесперспективных "висяков". Ни Крауч, ни Скримджер не верили, что убийца будет найден. Зато директор Макгонагалл, продолжая горевать о наставнике, ввела в школе практически военное положение, уделяя особое внимание ученикам Слизерина.

— Мы даже на пять минут не можем задерживаться в коридорах после отбоя, — жаловался Эйвери. — И баллы снимают за любой чих.

— Так старайся чихать поменьше, — посоветовал ему на это Блэк, придавливая локтем край пергамента, который так и норовил свернуться в трубочку. Эйдан возмущённо фыркнул:

— Нет, я-то, как бы, и ни при чём, но это внимание слегка… тревожит.

— Если магические следы оставались, их уничтожило взрывом и огнем. А насчет отпечатков рук, ног или ушей… В "Кабаньей голове", конечно, нет таких толп, как в "Трех метлах", но посетителей всегда хватало. Мало ли, кто, когда и как там наследил. — Лина достала салфетку и принялась обстоятельно протирать стёкла очков, источая невозмутимость.

— А свидетели? И вообще, почему не спросили у портрета? Живой портрет Дамблдора в кабинете директора? — Эйдан, не скрывая волнения, сжал кулаки. И, заметив недоуменный взгляд Регулуса, спросил: — Что?

— У тебя дома нет галереи предков? — поинтересовался Блэк.

— В кабинете у отца висят несколько… Но я с ними особо не общался…

— Обитатели портрета — не привидения. Это сэр Николас может в красках описать момент своей казни, а портреты скорее слепок личности, который делает художник в момент рисования. После смерти картина обретает силу и образ оживает. Но изображенные на портрете волшебники не помнят, как умерли. Да и в целом с запоминанием у них не очень. Портреты моих бабушек обсуждают сплетни двухсотлетней давности, но очень мало интересуются миром живых…

Лина кивнула:

— Рег прав, смерть это таинство, никому не дано помнить свой переход за грань. В этом есть даже некое милосердие — образу на портрете не приходится раз за разом переживать неприятные воспоминания о своих последних минутах, он остаётся неизменным, но уже не может учиться и меняться — такое свойственно только живым. А портрет — всего лишь более продвинутая колдография, горстка краски и немного магии…