Играю втемную! (СИ) - Сухов Александр Евгеньевич
Полковник Круглов Вадим Рудольфович встретил меня с распростертыми объятиями:
— Наконец-то, Владимир Прохорович, закончилась ваша практика! Мы уже вас заждались, дорогой вы наш шансонье! Немедленно отправляемся к Петру Евсеевичу. Представлю вас наконец-то генерал-губернатору по полагающейся уставом форме.
Петр Евсеевич Кондратьев-Туманов генерал губернатор Вознесенской губернии оказался человеком тучным и рослым, где-то на полголовы выше меня. Прикинул на глаз его вес, пожалуй минимум на пару центнеров потянет. Выражение лица благодушное, как у истинного гурмана и любителя прильнуть к дарам Бахуса. Сед, по-военному коротко стрижен, бороды не носит, зато усы, переходящие в пышные бакенбарды вполне компенсируют длину волос на голове генерал-полковника от кавалерии. Лишь взгляд из-под кустистых бровей глубоко посаженных глаз холодный изучающий дает понять, что передо мной вовсе не добрый пожилой дед, а прожженный политикан, добившийся высоких чинов не только на полях сражений, но и подковерных интригах с другими претендентами на столь хлебное место. Впрочем, какие именно козни строил доблестны генерал своим конкурентам меня не касается никоим боком. Главное, к моему появлению он отнесся весьма и весьма благодушно:
— Так вот каков ты, Владимир Зубов, — пожав полковнику и мне руки, расплылся в широчайшей белозубой улыбке хозяин роскошного кабинета, куда меня привел Вадим Рудольфович. — Красавец, прям орел и не только знатными виршами и музыкой славен. Добро отличился на заставе. — После чего направился к встроенному в стену сейфу, распахнул дверцу и, немного в нем покопавшись, извлек две черного цвета коробочки с золотым российским орлом на каждой. — Прости, сынок, что задержал твое заслуженное награждение. Хотел лично вручить, а вот попасть на заставу как-то не получилось. Надеюсь, простишь старика-самодура?
Тут уж и я не растерялся на ходу придал физиономии крайне довольное выражение, мол, рад и счастлив лицезреть господина генерал-губернатора:
— Ну что вы, Ваше Высокопревосходительство, разве подобает скромному лейтенанту обижаться на столь заслуженного военачальника и уважаемого человека. Это вы меня простите, что не удосужился за эти два месяца посетить ваш славный героический город. Служба-с, отнимала не только служебное, но практически все мое свободное время.
— Похвально, похвально! Майор… впрочем, скажу по секрету, теперь уже подполковник Овчинников писал про тебя и твои деяния на ниве укрепления государственной границы много всякого хорошего. Впрочем, о своих мажеских делах доложишь своему непосредственному начальству. А сейчас, подставляй грудь, герой. — После этих слов Кондратьев-Туманов открыл первую коробочку. В ней оказалась медаль «За доблесть и усердие». Достойная награда, коей удостаиваются солдаты и офицеры всех родов войск. Приколов награду мне на грудь, генерал вернулся к столу и с хитровато-добродушной улыбочкой взял в руки вторую коробочку: — А это, Володя… приготовься выпрыгнуть из штанов. — Признаться, я был ошарашен, увидев на бархатном дне скромный крестик покрытый эмалью белого цвета, в зачерненном центре которого, как бы, полоскался на ветру Андреевский флаг, пол которым золотом выгравирована латинская циферка IV. Ёксель-моксель! Орден «Андрея Первозванного» четвертой степени. Поздравляю себя, отныне я не только «высокоблагородие», иже к этому обладатель звания «потомственный дворянин», и все офицеры вплоть до капитана обязаны первыми отдавать мне честь и вставать в моем присутствии, разумеется при наличии этой славной награды на моей груди. Жуть, красота и сплошные непонятки. Неужели за поимку десятка головорезов полагается столь высокая награда? Не может быть. Видя недоумение, граничащее с неверием на моей физиономии, генерал-губернатор поспешил меня уверить в том, что никакая это не шутка, а самая что ни на есть награда по подвигу: — Ты, Владимир, не тушуйся. Коль Совет Рыцарей Ордена Андрея Первозванного дал добро на твое награждение, значит, есть за что. Тебе пока что неведомо, какие шишки гражданские и военные послетали со своих мест и в настоящий момент находятся под следствием, благодаря вскрытого именно твоими стараниями весьма разветвленного антигосударственного заговора. — И он приколол крест к моей груди.
— Служу Царю и Отечеству! — приставив ладонь к козырьку фуражки, громко отчеканил я. Затем с нескрываемой благодарностью в голосе добавил неуставное: — И спасибо лично вам, Ваше Высокопревосходительство!
— Это за что же? — Генерал посмотрел на меня полным недоумения взглядом.
— А за то, что не вручили награды на заставе. Меня там за них уж точно сожрали бы более заслуженные офицеры, ну или считающие себя таковыми.
На что оба присутствующих в кабинете мужчины дружно и весьма задорно расхохотались.
— М-да, Вадим Рудольфович, зело хитроумен твой подопечный и вельми сообразителен, — вытирая носовым платочком слезы со щек и бакенбард, сквозь смех выдал Петр Евсеевич. — Рекомендую вам со своей стороны направить хвалебное письмо на этого юношу в ректорат МУМ.
— Будет сделано, Ваше Высокопревосходительство, — вытянулся в струнку полковник Круглов, — признаться, я непременно так бы и сделал без указаний свыше. — Получилось как-то грубовато в отношении высокого начальства. Чтобы сгладить оплошность, Вадим Рудольфович не растерялся, тут же выдал с изрядной порцией елея в голосе: — Но после ваших мудрых указаний, господин генерал-полковник, я еще сильнее расстараюсь.
«Извинения» были молча приняты. Хозяин кабинета также вручил мне к наградам книжки-удостоверения на право их ношения. И не прощание сказал:
— В таком случае, до вечера, господа офицеры. Встретимся в Дворянском Собрании в девятнадцать ноль-ноль. Прошу не опаздывать. Там будем официально чествовать нашего славного героя и, не выдам особой тайны, нового Почетного гражданина нашего славного города.
Бли-ин, как же мне хочется немедленно сорваться на железнодорожный вокзал и взять билет на самый ближайший поезд, следующий в направлении Воронежа. Вновь непредвиденные обстоятельства встают на моем пути. А ведь деваться некуда, придется вечером принимать не совсем заслуженные лавры иже с ними славословия от истинных хозяев Вознесенска Черноморского. Главное, чтобы меня сегодня не обженили ненароком на какой-нибудь Софочке, Рахель или Сарочке. А что, эти парни способны на любую каверзу. Утром проснешься, а рядом страшная как смертный грех деваха лопочет мне в ушко: «Шалом, господин супруг. А зохен вей, детишек штамповать». Короче, нужно быть предельно бдительным и осторожным, иначе мигом приобретешь статус туповатого шлимазла.
Глава 6
Вознесенск Черноморский провожал меня бравурным маршем льющимся из динамических громкоговорителей железнодорожного вокзала:
Аж самому неловко, куда ни кинь, всюду мои песни. А после лёгкого стыда гордость распирает грудь, ведь не будь меня, в этой реальности Земли звучали бы совсем другие песни. Были бы они лучше или хуже, другой вопрос, но именно этих песен тут не было бы. Так что прочь сомнения и фальшивые угрызения совести! Я, да. да, именно я автор этой и многих других замечательных песен этой реальности, а то, что откровенный плагиатор, об этом никто и никогда не узнает. Хе-хе-хе! Если я сам, конечно, об этом не расскажу.
Вечер Дворянском Собрании, посвященный мне-любимому, удался на славу. Мужчины в орденах и регалиях, дамы блистали бриллиантами и щеголяли изделиями самых модных парижских портних, стараясь во всю превзойти друг друга. Столько винища, скажу вам в честь Вовки Зубова не было выпито даже на приснопамятных проводах в Мажеский корпус. А слов-то добрых сказано… Иной раз аж по три человека одновременно славословили в мою честь. Сначала я немного смущался. Однако, приняв на грудь пару стопочек вкусной водовки, да под местную барабульку размяк и расслабился.
