Терри Гудкайнд - Шестое Правило Волшебника, или Вера Падших [вcтавлен проп. отр.]
Ричард пошел с ними по чистому коридору на задний двор, где Камиль с Набби вырезали лица на старой коряге.
Изображения были ужасными.
— Что ж, Камиль, очень неплохо. Твоя тоже, Набби.
Резные физиономии улыбались, и одно это для Ричарда было бесценным. Несмотря на скверное исполнение, в них было куда больше жизни, чем в том, что делал Ричард изо дня в день.
— Правда, Ричард? — спросил Набби. — Ты думаешь, мы с Камилем сможем стать скульпторами?
— Когда-нибудь, возможно. Но вам нужно больше практики, вам еще многому предстоит научиться. Но всем скульпторам приходится сперва учиться. Вот, гляньте-ка сюда, например. Что вы об этом думаете? Что тут неверно?
Камиль, скрестив руки, сосредоточенно нахмурился, глядя на вырезанное им лицо.
— Не знаю.
— Набби?
Набби застенчиво дернул плечами.
— Не похоже на настоящее лицо. Но не могу объяснить, почему.
— Посмотрите на мое лицо, на глаза. В чем разница?
— Ну, по-моему, у тебя другой разрез глаз, — ответил Камиль.
— И они ближе друг к другу — не так далеко к вискам, — добавил Набби.
— Очень хорошо! — Ричард взял немного земли с грядки с морковкой, затем вылепил из нее лицо. — Видите? Если расположить глаза ближе, как здесь, то становится больше похоже на настоящего человека.
Юноши закивали, изучая его творение.
— Понял, — сказал Камиль. — Я начну заново и сделаю лучше.
— Молодец! — хлопнул его по спине Ричард.
— Может, когда-нибудь мы тоже станем скульпторами, — произнес Набби.
— Может быть, — только и сказал Ричард.
Никки поджидала его, поставив ужин на стол. Миска супа возле горящей лампы. Остальная часть комнаты тонула в вечерних сумерках. Никки сидела за столом.
— Как работалось сегодня? — поинтересовалась она, пока Ричард мыл руки.
Он сполоснул лицо мыльной водой, смывая мраморную пыль.
— Работа есть работа.
Никки потерла пальцем ножку лампы.
— Ты способен ее выдержать?
Ричард вытер руки.
— А у меня есть выбор? Я могу либо работать, либо положить всему этому конец. Разве это выбор? Или ты интересуешься, не созрел ли я уже для самоубийства?
Она подняла взгляд.
— Я вовсе, не это имею в виду.
Он швырнул полотенце рядом с тазом.
— К тому же как я могу не быть благодарным за работу, которую для меня нашла ты?
Голубые глаза Никки снова уставились на крышку стола.
— Это тебе Виктор рассказал?
— Было нетрудно догадаться. Виктор сказал лишь, что ты красавица и что ты спасла мне жизнь.
— У меня не было выбора, Ричард. Они отпустили бы тебя только, если у тебя есть профессия. Мне пришлось им сказать.
Сильней, чем обычно, он ощутил суть танца, что она вела с ним. Она чувствовала себя в безопасности за выставленным щитом в виде «вынуждена была сказать». Но при этом имела возможность наблюдать за ним, проверить, как он отреагирует.
Тяжелый труд от рассвета до заката, когда приходится передвигать каменные монолиты, безостановочно орудовать молотком, совершенно его измотал. У него руки гудели от работы. И при этом приходится опять вести эту бесконечную битву с Никки. Усталость навалилась на него и он плюхнулся на свой матрас.
Усталость — непременная составляющая любой битвы. В точности так, как он чувствовал эту пляску жизни и смерти, когда орудовал своим мечом, ощущал он ее и сейчас. Эта битва была не менее тяжелой, чем все те, что Ричарду доводилось вести прежде. Никки противостоит свободе, противостоит жизни.
Это была пляска со смертью.
Пляска со смертью — на самом деле определение самой жизни, поскольку все люди неизбежно умирают.
— Я хочу кое-что знать, Никки.
Она выжидающе посмотрела на него.
— Что именно?
— Можешь сказать, жива ли Кэлен?
— Конечно. Я все время чувствую связь с ней.
— Значит, она еще жива?
Никки улыбнулась в свойственной ей успокаивающей манере.
— Ричард, с Кэлен все в порядке. Пусть эти мысли не гнетут тебя.
Ричард долго смотрел на нее. Наконец он отвел взгляд и улегся на свои тюремные нары. И отвернулся от взгляда Никки, от пляски.
— Ричард… Я приготовила тебе суп. Иди поешь.
— Я не голоден.
Ричард выкинул ее из головы и попытался вспомнить зеленые глаза Кэлен, погружаясь в блаженное забытье.
Глава 58
Ричард чувствовал, как Нил дышит ему в затылок. Юный послушник наблюдал из-за спины Ричарда, как он стучит молоточком по резцу, ваяя разверстый рот грешника, вопящего от боли, когда его тело рвет на части Владетель подземного мира.
— Очень неплохо, — пробормотал Нил, не сдержав восторга от увиденного.
Ричард, опершись рукой с резцом о камень, выпрямился.
— Благодарю, брат Нил.
Глаза Нила, такого же коричневого цвета, как и его балахон, посмотрел на него с наглым вызовом. Ричард этот вызов проигнорировал.
— Знаешь, Ричард, ты мне не нравишься.
— Никто не заслуживает того, чтобы нравиться, брат Нил.
— У тебя на все есть ответ, да, Ричард? — Молодой волшебник улыбнулся, затем, сунув руку под капюшон, поскреб короткую темную шевелюру. — Знаешь, почему ты получил эту работу?
— Потому что Орден дал мне шанс помочь…
— Да нет! — оборвал его Нил, внезапно потеряв терпение. — Я имею в виду, знаешь ли ты, почему открылась вакансия? Знаешь, почему нам понадобились скульпторы и ты получил эту великолепную возможность?
Ричард отлично знал, почему им понадобились скульпторы.
— Нет, брат Нил. Тогда я был еще рабочим…
— Многих из них казнили.
— Значит, были предателями, изменившими нашему делу. Я счастлив, что Орден поймал их.
Коварная улыбка Нила вернулась, он пожал плечами.
— Может быть. Могу сказать, что они неправильно себя держали. Слишком много о себе возомнили, о том, что они эгоистично считали своим… талантом. Очень устарелое понятие, как считаешь, Ричард?
— Не могу знать, брат Нил. Я знаю только, что могу ваять, и благодарен за предоставленную мне возможность выполнить мой долг перед другими людьми, вкладывая в наше дело свои усилия.
Нил отошел чуть назад, смерив Ричарда оценивающим взглядом, словно пытаясь сообразить, издевается Ричард над ним или нет. Но Ричард не дал ему искомой подсказки, поэтому Нил просто продолжил:
— Думаю, кое-кто из них обманывал Орден своей работой. Полагаю, что с помощью своих работ они высмеивали и издевались над нашим благородным делом.
— Правда, брат Нил? Никогда бы не подумал!
— Поэтому-то ты ничто и никогда не будешь кем-то. Ты ничтожество. Как и все те скульпторы.
