Татьяна Апраксина - Дом Для Демиурга. Том первый
Флектор Агайрон думал о том, что равно волнуется за обоих девушек — и собственную дочь, и ныне обласканную королевскими милостями Мио. Королевская фаворитка не нашла счастья с его величеством. Граф плохо понимал женщин, их смены настроения и странные капризы, но он помнил, каким тихим счастьем было наполнено каждое движение юной герцогини еще пару лет назад. Агайрон обрадовался, когда Мио дала отставку герцогу Гоэллону, но счастливым соперником ему стать было не суждено. В какой-то момент казалось, что Мио тоже увлечена им, ну, хотя бы выделяет среди толпы никчемных юнцов, заполонивших ее салон, и это было вполне естественно: что проку умной красивой женщине в сопляках? Потом всем надеждам пришел конец: в спор за сердце герцогини вмешался король. Сердца он не получил — нетрудно было догадаться об этом, глядя на погрустневшую и ставшую задумчивой Мио.
Граф не радовался, подмечая мелкие признаки ее несчастья. Он вдруг стал наблюдательным в том, что касалось чувств и желаний юной красавицы. Агайрон желал ей счастья — где угодно, с кем угодно, пусть даже и не с ним, но того счастья, похожего на брызги золота, которое раньше ореолом светилось вокруг нее.
Мио стала подругой его дочери. Почти что членом семьи.
Цокот подков по мостовой, тихое поскрипывание рессор. Карета! Наконец-то! Граф с облегчением вздохнул и тут же досадливо поджал губы. Чужая карета с королевскими гербами на дверцах. Из нее вышел невысокий толстый человечек в парадном мундире чиновника королевского суда. Первый министр знал его в лицо, но фамилию сейчас припомнить не мог. Толстячок принялся барабанить в ворота.
Через пять минут он уже стоял перед Агайроном.
— Король срочно вызывает вас во дворец! Будьте любезны собраться, господин граф, его величество ждет вас…
— В чем дело?
— Не имею ни малейшего понятия. Меня вызвали во дворец и отправили за вами. Я не знаю никаких деталей, но — спешка, очень большая спешка. Поторопитесь, умоляю вас!
Часом позже граф Агайрон вместе с судейским и королем смотрел на труп своей дочери.
Анну положили на стол там, где она умерла. В уютно обставленном чайном кабинете нестерпимо воняло лекарскими снадобьями. Запах камфары перебивал все прочие.
Граф часто слышал, что недавно умершие люди кажутся близким спящими, просто глубоко уснувшими. Ему так не казалось. Перед ним на уровне бедер лежало совершенно очевидно мертвое тело. Пустая оболочка. Душа Анны отправилась на суд Сотворивших, и наверняка сейчас Мать Оамна принимала в объятия единственную дочь графа Агайрона, а ему оставалось только прикосновение к уже прохладной, неживой, восковой на ощупь руке, вытянутой вдоль тела. Глаза были прикрыты, платье — в полном порядке, словно у живой; Анна была такой аккуратной девочкой, с раннего детства, как только выучилась ходить…
Сине-белое, застывшее неподвижной маской лицо не могло принадлежать спящей. Это было лицо трупа.
Король, вытаращив глаза, расхаживал вокруг стола и напоминал пьяную цаплю. Чиновник стоял за плечом графа и все пытался всучить ему кружку с настоем имбиря и мелиссы, словно Агайрон просто не выспался, а не лишился дочери. Он даже не раздражал — пустой человечек, старавшийся проявить свое пустое сочувствие.
— Как это случилось? — спросил наконец первый министр.
— В вине, привезенном герцогиней Алларэ, содержался яд, — ответил король. — Несомненно, большой ошибкой было доверять герцогу Алларэ и позволить вину оказаться на столе без пробы. Я доверял своему советнику, а он оказался ядовитой змеей! Я огорчен, я бесконечно огорчен… Герцогиня уже заключена в тюрьму, а герцога арестуют, как только найдут. Смерть вашей дочери, мой дорогой Флектор, не останется безнаказанной. Верите ли, я уже полюбил нашу девочку, как свою будущую супругу…
Граф на время отключился от журчания королевской речи и попытался схватить за хвост суть. Яд в вине? Да, вероятно. Анна была на редкость здоровой девушкой. Умереть на месте от внезапно открывшейся болезни она не могла. Герцог Алларэ и его сестра? Отравили Анну?
— Чушь, — тихо сказал Агайрон, потом осекся. Не должно так говорить с королем Собраны. Вообще он на диво хорошо владел собой. Не хотелось ни спорить, ни плакать. Слез не было — значит, не было и душевной боли? Просто стало пусто. Пусто и странно холодно. Ах, да, окна распахнуты настежь… — Это ошибка или намеренная провокация. Алларэ ни при чем.
— Вы ошибаетесь, Флектор. Возможно, вы, как и многие, включая даже меня, были увлечены чарами этой гадюки. Но все уже доказано. Герцогиня Алларэ привезла вино, которое выбрал ее брат. Он и отравил его. Я уцелел лишь чудом, и, увы, спас эту гнусную тварь. Она не успела выпить вина. Жаль, как жаль… Вы не знаете еще о заговоре, который вызревал в доме этих изменников!.. И беспорядки организовали именно…
Спорить с королем сил не было. Возможно, утром они появятся. Нельзя допускать ложного обвинения. В столице и так не осталось никого, на кого можно рассчитывать, кому можно доверить государственные дела. Агайрон хотел попросить у короля разрешения переночевать во дворце, рядом с телом дочери, но потом понял, что должен сделать.
Спасение живых важнее почестей, оказанных мертвым.
Агайрон не помнил толком, в какой карете доехал до дома. Там он кликнул секретаря и прямо на первом этаже написал короткую записку для Реми Алларэ, излагая суть дела и заклиная его немедленно уехать в родное герцогство, пока не найдется возможности его оправдать и не будет найден истинный отравитель. Также первый министр просил герцога представить подробные показания письмом и пожелал, чтобы это письмо было доставлено ему лично.
Секретарь получил приказ найти герцога Алларэ где угодно, как угодно, хоть в Мире Вознаграждения на пиру у Воина, и вручить ему письмо лично в руки, если же возможности не будет — уничтожить четвертушку листа бумаги.
Теперь у первого министра появилась возможность подумать.
Только подумать: по-прежнему не было ни слез, ни даже почти привычной боли за ребрами, и руки не дрожали, когда он писал записку Реми. Наверное, он тоже умер, а сам и не заметил, как это случилось. Душа замерла, затихла и не трепетала больше в груди заполошной птицей, бьющейся о стекло. Молчала.
До самого утра граф сидел в кресле у камина, поставив ступни на решетку. У него теперь всегда мерзли ноги, а нынче ночью казалось, что они обледенели до самых бедер. Чем больше он сопоставлял факты, тем лучше понимал, что смерть Анны — нелепая ошибка. Убийца метил в короля и промахнулся лишь из-за случайности. Еще немного поразмыслив, он понял, кто оказался отравителем.
