Виталий Каплан - Круги в пустоте
Но пока было время, он стоял и смотрел на нетронутое еще разложением тело. Затвердевшие мышцы, пустой взгляд серых глаз, черная дыра во лбу — туда вошла стрела. Надо же, проявили милость, не в костер, не на кол — просто пробили голову. Добрые люди единяне… И будут ведь молиться своему владыке, дабы сделал он их еще добрее.
Губы скривило от омерзения. И не только к хладнокровным убийцам мальчика — к себе. Опоздал, старый дурень. Опоздал всего на несколько минут, но это значит — навсегда. Из нижних пещер никого не вернешь, какие бы жертвы ни возносить Великой Госпоже… Нет, конечно, можно на время вызвать тень, расспросить — а толку? Все и так ясно, все и так безнадежно. Беги он сквозь Тонкий Вихрь быстрее… Но попробуй побегай сквозь плотный серый кисель, обволакивающий не только твое тело, но и мысли… особенно когда почти не осталось силы, ни своей, природной, ни заемной… А ведь каждая лишняя секунда в этом разделяющем Круги киселе оборачивается минутами, а то и часами настоящего времени. К тому же еще и пришлось потратиться на перенос лемгну… Это еще здорово повезло, что тот нашелся так быстро.
Хайяар вновь вспомнил ту мучительную, липкую и одуряющую боль, что накинулась на него при выходе в Круг. Чужая имну-глонни есть чужая имну-глонни, ее разрывает на части, и хотя это можно замедлить магией, но от боли никуда не деться. Ничуть не лучше, чем на дыбе. Такую боль можно терпеть минуты, изредка — часы, но потом даже у великих магов истощаются силы… Так что повезло, ничего не скажешь. Выход мог открыться где угодно, в самых безлюдных дебрях, и что бы он делал тогда? Но выбросило его в сырую тьму, где шастали летучие мыши и ползали черви… Подземелье, замковое подземелье. И как раз рядом дверь какой-то камеры, и там, за дверью, явно был кто-то живой.
Следы заклятья на двери еще чувствовались, но самого заклятья больше не было, и Хайяар прекрасно понимал, почему. Единяне, проклятые единяне своими призывами к Спящему спугнули духов-охранников, и те сочли за лучшее нырнуть в оммо-тло. Но запах их, недоступный обычным человеческим ноздрям, все же еще чувствовался, даже несмотря на сверлящую виски боль.
Что ж, тем лучше — не надо возиться с замком. То есть, конечно, есть тут и обычные человеческие уловки, хитрая система рычажков и бронзовых штырей, но пальцем ковырни, и довольно. Обученным пальцем, ясное дело.
Дверь, всхлипнув, повернулась в петлях, и Хайяар вошел в камеру.
Узник и впрямь имелся — небольшая, скованная цепями фигурка, лежавшая точно тряпичный мешок на гнилой соломе. Но, по счастью, вполне живая, пар поднимался от ноздрей, а глаза изумленно мигнули, почуяв Хайяара. Это в темноте-то кромешной! Интересный парнишка… Да, именно парнишка, на вид лет четырнадцати-пятнадцати. Полностью обнаженный, покрытый свежими рубцами от плети, но на вид вполне крепкий.
— Говорить можешь? — деловито осведомился Хайяар.
— Да, — голос мальчишки был хриплым и напряженным. — А вы кто, господин?
— Неважно.
— Вас послал князь, да? Снова бить?
— Слушай внимательно, — с трудом пробиваясь через багровое облако усилившейся боли, заговорил Хайяар. — Сейчас я тебя отправлю отсюда… очень далеко. В совсем другое место… Это временно, не бойся.
— А нельзя насовсем? — спросил парнишка. — А то ведь казнить меня должны…
— Насовсем не выйдет. Но, возможно, когда вернешься, здесь уже некому будет казнить. Ты, я гляжу, из княжеских рабов? Впрочем, неважно. Смотри на меня… сперва будет страшно, потом все кончится, очнешься там… и мой ученик о тебе позаботится. Ах, да… — взгляд его упал на тянущиеся со стены цепи. — Сейчас ты станешь свободен.
Цепи, хоть и лишенные магической подпитки, оказались посложнее замка в двери, и Хайяару пришлось изрядно помучиться, выдергивая их из стены, разнимая толстые кольца, снимая с мальчишки бронзовый ошейник раба… Времени ушло немало, и это когда каждое мгновение дорого.
— Ну все, пора! Не бойся, лемгну, хоть ты и раб, но сейчас мы с тобой в паре… и жизнь каждого принадлежит другому. Обещаю, что вернувшись, ты будешь избавлен от этого, — его палец брезгливо уставился на груду цепей, поверх которой валялся разломанный надвое ошейник.
Перенос мальчишки отнял последние силы. Боль хоть и кончилась, но ему пришлось долго сидеть, прислонясь к сырой стене, успокаивать колотящееся сердце. Сейчас — Хайяар понимал это пронзительно — он был не великим магом, меккосом и прочая, а самым обыкновенным больным стариком. И что, интересно, он такой сможет сделать, как спасет своего хаграно? Конечно, следовало бы изловить какого-нибудь стражника и выпить его живую силу, только ведь стражника сперва еще скрутить надо, а его пока что и на дьордо-хмангу не хватит, весь потратился на перенос. Да и, вспомнил он неприятную деталь, не сработает ничего — единяне же тут, намолили воздух.
Правда, здесь, в тишине и мраке, он не ощущал их тяжелой, давящей силы, но ведь стоит подняться наверх… А, ладно! Кряхтя, он поднялся и вышел из камеры. Искать выход? Что может быть проще? Никакой магии тут не требуется, лишь слушай тишину и лови губами мельчайшие признаки сквозняка.
Только это, увы, тоже заняло немало времени. Да еще пришлось прятаться от шумной толпы единянских воинов, уклоняться от света факелов. Правда, понял он с радостью, войти в сознание дьордо-хмангу все же удалось. И незамеченным он проскользнул к выходу, к ведущей наверх винтовой лестнице.
А теперь вот стоял перед кучей наваленных друг на друга тел. И не было слез, совсем не было — только едкая желчь разливалась в сердце, кипела и дышала парами ярости. Харт ведь еще не успел остыть… всего несколько минут.
Что ж, тут больше незачем стоять. Он знал, что сейчас надо делать и куда идти. И следовало поторопиться.
В покои князя он вошел беспрепятственно. На входе, конечно, имелась охрана — четверо копьеносцев весьма сурового вида. Он прошел мимо них, едва не задев — и ничего, не заметили. Поначалу это даже насторожило Хайяара, уж больно было похоже на ловушку. На такой пост кого попало не поставят, наверняка бойцы опытные. Не увидят — так движение воздуха учуют, запах уловят… Все-таки дьордо-хмангу — это не настоящая магия, и жалок тот ученик, что возомнит себя всемогущим бойцом. Но сейчас, однако же, сработало, и уже поднимаясь по винтовой лестнице, Хайяар внезапно почувствовал: что-то изменилось. По-прежнему лился сквозь верхние окна скупой свет, по-прежнему стелилась под ногами тень, но изменения и не касались видимого. Что-то уходило отсюда, таяло, и легче, ощутимо легче становилось дышать.
А ведь это единянская сила, понял он неожиданно. Она почему-то гасла с каждым мгновением, словно до конца догоревший факел. А магии по-прежнему не было, стихийные духи не рисковали высунуться из оммо-тло, и всей кожей ощущал Хайяар зыбкое, ненадежное равновесие.
