Юрий Никитин - Ютланд, брат Придона
– Почему?
– Это же… это чудовище!.. – вскрикнул Придон в гневе. – Это сплошная ярость, зверство, разрушение… Это не человек, брат мой! Это зверь в личине бога!..
Ютланд прерывисто вздохнул, как после долгого плача.
– Придон… я сам такой. Становлюсь зверем… нет-нет, я не превращаюсь в волка, как наш дядя Кадегаст или другой дядя Агарол, но я готов убивать за пустяки, совсем пустяки… а это нехорошо, потом понимаю. Но – потом. А когда я зверь – убивать так хорошо и сладостно! И хорошо чувствовать себя зверем.
Придон пробурчал:
– Не думай, что не понимаю. В каждом воине таится зверь. Иногда трусливый, чаще – злобный. И когда накатывает ярость боя, то уже ничего не понимаешь, кроме жажды убивать всех, кто на той стороне… И даже после боя… жечь и насиловать – тоже хорошо. Хотя это нехорошо. И никогда бы так не сделал… если бы сперва не озверел в схватке. Так что не так уж ты и отличаешься…
– Вы останавливаетесь у черты, – возразил Ютланд, – а я зверею дальше. Я ничего не помню, что творю, а когда я зверь… могу убивать и своих.
– Это уже исступление, – произнес Придон мрачно. – И у других бывает, но не у всех. И не часто.
– А у меня всегда.
Он подумал, что в последнее время ни разу не срывался в свое боевое безумие. Королева эльфов сказала, что это Мелизенда сдерживает его дикий нрав. Звучит глупо, но… он еще не все знает на этом свете.
– Думаешь, – спросил Придон, – Темный Бог поможет?
– Я всех расспрашивал там наверху, – сказал Ютланд жарко, – но никому не мог признаться, зачем ищу!.. Только здесь, где мои слова останутся и не выйдут наверх, могу признаться…
Придон стиснул его плечи в громадных ладонях.
– Мне ты мог бы сказать и там, в мире живых.
– Мы мало общались, – ответил Ютланд, – да и не волновало меня это раньше. Я вообще о нем не думал… Но теперь, когда я один на свете, когда нет ни тебя, ни Скилла, даже Блестки…
Придон яростно вскрикнул:
– А что с нею?
– Она счастлива, – сказал Ютланд поспешно, – замужем за тцаром Куявии, там все склонились перед ней…
Придон нахмурился, спросил осторожно:
– Это… добровольно?
– Тцаром стал Иггельд, – пояснил Ютланд. – Вернее, его избрали. Он вроде бы не хотел, ему бы только его драконы, но уговорили. Он не пытался взять Блестку силой, хотя мог не раз… Он даже вернул ее домой, когда спас от нападения князя Рослинника, тот пытался ее увезти силой.
– Гад! – вскрикнул Придон взбешенно.
– Иггельд убил его, – сказал Ютланд, – и всех его соратников. А затем на драконе разорил и выжег все его племя. Одной угрозой для Арсы меньше…
– Хорошо сделал, – сказал Придон кровожадно. – А Блестку взял с собой?
Ютланд взглянул на брата с неловкостью и покачал головой.
– Нет, у него был твой пример… Он вернул ее в Арсу и сказал, что не хочет, чтобы выходила за него замуж из благодарности. И улетел на своем драконе…
– Горд, как артанин, – сказал Придон уязвленно. – А потом?
– Потом однажды явился просто как влюбленный в нее человек, на простом коне и без тцарской стражи. Я Блестку отрывал от своего сердца, у меня и сейчас там рана, но я отдал ее Иггельду, потому что она очень хотела оказаться в его руках. Она сразу же бросилась ему на шею.
Придон пробормотал:
– Осторожный куяв… Это я решил, что захвачу силой, а потом любовь все поборет и сгладит… Он поступил умнее… но разве ум не молчит, когда говорит любовь?.. Ладно, зачем тебе Темный Бог?.. Ах да, уже ответил. У тебя никого не осталось, теперь вот…
Ютланд повесил голову.
– Придон, – в голосе прозвучало отчаяние, – я должен быть кому-то нужен!.. Или хотя бы узнать, что не нужен. Артане меня сторонятся, остальной мир холодный, как лед на вершинах гор… Если я его сын, то знает ли он обо мне? Или после того случая, когда он под покровом ночи ворвался в усыпальницу, он забыл даже о Порее Солнцерукой?
Придон слушал рассеянно, нагнулся и подобрал крохотный нож со сточенным лезвием, от которого осталась одна рукоять. Взгляд его стал отсутствующим.
Ютланд окинул взглядом стену. Вершина уходит в темноту, где, видимо, соединяется со сводом. Обойти Придон ее не может, Итания тоже вечно обречена биться о нее с той стороны. Обоим скоблить тупыми ножиками придется целую вечность…
Придон покачал головой, когда Ютланд взял дубину и подошел к стене.
– Брат, – сказал он невесело, – сила смертных в этом мире меньше, чем ветер от крыла комара. Ты не сможешь даже поцарапать. Хотя я узнаю дубинку деда Рокоша.
– Постараюсь хотя бы оставить отметину, – ответил Ютланд угрюмо.
Он замахнулся и ударил. В том месте, куда дубина попала, не осталось, как и сказал Придон, даже царапины. Ютланд сцепил зубы, ударил сильнее. Снова поверхность осталась зеркальной, наконец он нанес удар изо всех сил, но стена даже не дрогнула, такая же черная, монолитная и неподвижная, как осенняя ночь.
– Ютлан, – грустно сказал Придон, – Ютлан, опомнись…
Ютланд молчал и яростно бил в стену, уже и сам чувствуя тщетность попыток, но стыдно отступить, да и жгучая жалость к брату, жажда помочь, тот же так часто его защищал в детстве, помогал, укрывал, а теперь он не может вернуть хотя бы часть долга…
Ярость поднималась медленно, он все надеялся, что остановится, или же он раньше опустит дубину, однако она вдруг пошла вверх скачком, красная пелена закрыла взор, он услышал свой звериный крик, чувствовал, как неимоверная сила хлынула в тело, камень вдруг затрещал, разлетелся острыми осколками, что поранили ему грудь, затем все разом исчезло, дубинка выпала из ослабевших пальцев, он тряхнул головой, смахивая кровавую пелену.
В стене зияет огромная дыра – всадник проедет на коне. Придон, оскальзываясь на мелких камешках под ногами, как на только что выловленной рыбе, с хриплым воем прыгнул вперед головой. Мелькнули и пропали ноги, на той стороне раздался потрясенный женский вскрик.
Ютланд торопливо посмотрел по сторонам, оглядел себя в изорванной одежде, свои израненные руки. В темноте свода гневно перекатываются тяжелые раскаты, багровые сполохи пробегают по темному камню, словно на них плеснуло кровью.
Он шагнул через пролом, Итания и Придон застыли, сцепившись в таком отчаянном объятии, что пойдет кровь, если его разорвать. Итания прижалась к нему всем телом, обхватила обеими руками, Ютланд молча охнул и стиснул челюсти. Нежные руки принцессы в кровавых царапинах, а истертые о камень пальцы стали втрое короче, с них все еще течет кровь.
Они все еще не выпускали друг друга из объятий, оба молчат, но Ютланд увидел, как кровь на их свежих ранах сворачивается коричневыми шариками, кровоподтеки исчезают, раны затягиваются, а вокруг обоих возникает слабое призрачное сияние.
