Град разбитых надежд (СИ) - "Сумеречный Эльф / Сумеречный_Эльф"

Где-то еще шли уличные бои, а к Академии набегали волнами. Вскоре Джоэл вступил в драку с группой бунтовщиков, которая запоздало вылетела из проулка, словно проспавшие ученики, шумно влетающие в класс. Возможно, подключились просто трущобные бандиты, хотя они вряд ли пришли бы рисковать своими шкурами во имя общей цели.

— Мануфактура имени Энджа Делло! Вы с нами? — развеял смятение бодрый голос из-за стен.

— С тобой, Энн! — разнесся гомон над новой толпой, заполнявшей изрытую взрывами брусчатку. — Долой Умана Тенеба!

— Тогда бейте, бейте этих предателей Вермело! — раздался вой из громкоговорителей, и новый виток резни захлестнул площадь.

Эти люди, вероятно, ткачи, пришли уже не с булыжниками и плакатами: с настоящими мечами, пусть и плохими, по убеждению Нейла Даста. К тому же, с мануфактурой явно шли работники из Квартала Оружейников. И они-то выдвинулись вперед, закидывая измученное воинство охотников гранатами.

Джоэл уже не пытался сдерживаться, он выхватил меч и кинулся вперед, рубил широкими тяжелыми движениями, стремясь снять как можно больше голов с плеч. Путей к отступлению просто не оставалось, даже для дезертирства или перехода на другую сторону. Рядом, спина к спине, встал Ли.

Гул выстрелов временно стих, пулемет прекратил свою смертельную песнь, только со стен выливалось масло и не дремали лучники, уничтожавшие прорвавшихся храбрецов. Похоже, из Цитадели тоже стягивались новые силы.

«Этого хотел сам город. Великая ложь магнатов переполнила их чашу терпения», — думал Джоэл, насаживая ретивого оружейника на острие меча и отпихивая бездыханное тело ногой. Необученная толпа не позволяла показать никакой красоты фехтования, но брала числом, заставляя позабыть обо всем: о человечности, о вечности, о боли. О великом и ничтожном. Оставался только меч, только гимн стали. Обманные приемы вводили в заблуждение одного противника, но клинок тут же успевал отвести другой. К счастью, рядом неизменно сражался Ли.

«Проклятье, а в Академии готовятся к новой волне атаки. Прикрываются этими людьми, которые поверили во что-то. Во что?» — не понимал Джоэл. Еще утром он рассчитывал, что взбунтуется только Академия и часть Цитадели, но забурлил весь город, все их ничтожное человеческое общество, остатки великих деяний и великих ошибок прошлого. Если людей и не наказывали за их грехи Хаосом, то наверняка наказали прозябанием в этом колодце без времени и цели. И вот все рамки слетели, как осенняя листва, оголив почерневший скелет ненависти.

Джоэл чувствовал, как эта ярость вплавляется и в его душу, как сжигает изнутри. Он уже не обращал внимания, кого рубит, за что пронзает чью-то грудь или вспарывает живот обычного трудяги. Вокруг давили перекошенные рожи, в устах которых слово «правда» перековалось в девиз «умри!». После присоединения к бунту мануфактуры из-за домов показались ряды оружейников, покинувших свой квартал на другой части города.

Удар с полуразворотом отсек голову высоченного мужлана, и она затерялась в общем месиве, в которое превратилась еще накануне аккуратная площадь. Ли зарубил какую-то женщину, размахивавшую кузнечными щипцами вместо оружия. Вскоре на них посыпались угли из котелков, наверняка притащенные из кузниц.

Время терялось и тонуло в бесконечных атаках. Вертикальные и диагональные удары сменялись стремительными перекатами за баррикады, когда толпу рассеивал грохот пушки Охотников, а потом ему отвечали выстрелы со стороны Академии.

Обоюдоострый клинок Нейла Даста и изогнутая сабля Ли в этот день сполна напились крови, всецело покрылись ею, как и их хозяева, задыхавшиеся в чаду и трепете происходящего. Несколько раз Джоэлу казалось, что он терял сознание, пару раз он поднимал Ли.

— Бастион Эскуидон осажден! Квартал Богачей осажден! — доложил c ужасом гонец Цитадели, прибывший с подкреплением с другой части Вермело. Но, похоже, больше никого не осталось, весь город превратился в одну смертельную западню.

— Нас защищали чудовища! Умрите, чудовища! — кричали оружейники, скалясь ножами и плохо закаленными мечами. Сталь звенела, отскакивала и рассыпалась. Джоэл решительными ударами перерубил несколько мечей, раскрошил, как олово, а величественное оружие старого охотника даже не покрылось зазубринами. Но чаще оно вгрызалось не в сталь, а в плоть, вспарывало слабую броню, раскраивало черепа.

Сначала хватало сил управляться с ним одной рукой, но день клонился к закату, а уличные бои все не прекращались, тянулись волнами. И вскоре Джоэл, тяжело дыша, сжимал клинок двумя руками. Он чувствовал, как силы покидают его, улетучиваются дрожью в конечностях, точно из него вытягивали жизнь сотни незримых гигантских пиявок. Ли тоже уже не хватало мощи, чтобы сдерживать нападавших. Где-то сражался Верховный Охотник, гибли и гибли его соратники, воины гарнизона, а к восставшим примыкали новые и новые добровольцы, оголтелые, орущие, не щадящие никого в своем сорванном запрете: они лишились почти суеверного страха перед Охотниками. Вермело устал от предустановленных жестких правил, от разделения на кварталы, от запретов на сон в неустановленные часы. И вот теперь все «нельзя» лопнули, как растянутая пружина. Механизм сошел с ума, убивая сам себя.

«Это сделали мы? Мы? Это того стоило?» — только задавал себе вопрос Джоэл, глядя, как пирует безликая смерть, окольцовывая стальным обручем неизбежности площадь, которая превратилась в ее арену, в еще одну забаву Змея. Джоэл еще не видел, но чувствовал: черная воронка, пасть древнего асура, переместилась от Цитадели к Академии, ухватывая лакомый кусок. И множество душ устремлялись в жадные недра.

В атаке на Академию, казалось, через тысячу лет, наметилась короткая передышка, затемненная наползавшими красными сумерками. Сигнал отбой в этот вечер не разнесся с башен, потому что связь то взрывалась пламенными посулами, то прерывалась шипящими помехами.

Никто не заметил, как вышел Красный Глаз Змея. И только когда он повис багряной луной на ясном высоком небе, размалеванном грубыми мазками сотен пожарищ, все вдруг осознали — настало страшное время, время обращений. Но никто не развесил Ловцы Снов, никто не раскидал людей по их домам, а это означало, что вскоре с крыш и из проулков полезут сомны, созданные из тех, кто смог уснуть в эту ночь или потерял сознание в уличных боях.

«Воронка! Все воронка!» — подумал Джоэл. Теперь они снова сидели за баррикадами, измученные, но страшащиеся заснуть. Оставалось надеяться, что эта ночь напомнит, для чего создавалась организация Охотников, и заставит одуматься уцелевших. Даже если бы улицы снова залила кровь, как в день мнимой победы над Легендарным Сомном. Хотя бы он не являлся, но теперь над замершей в неясном ожидании площадью зависла черная воронка самого Змея. Если бы хватило внимательности, ее бы смогли увидеть все: хлопья пепла не парили в бессмысленном кружении, а закручивались отчетливыми завихрениями.

«Джоэл! Я здесь! Освободи меня!» — вдруг донесся отчетливый крик, и в самом центре бездонной пропасти Джоэл узрел Каменного Ворона в человечьем обличии, израненного, без брони, опутанного сплетениями темных линий. Как и поведал страшный сон, Змей поглотил и победил дерзкого Стража.

«Зря ты сунулся в мои миры, Сумеречный Эльф! Зря нарушил порядок! Этот город все равно останется моей забавой!» — резонировал в голове отчетливый голос гигантской твари, самого зла.

«Этот город станет твоей тюрьмой!» — зашипел Страж Вселенной, выгибаясь от боли, когда сотни жалящих черных линий оплели и пронзили его тело. Он был на грани, таяли его контуры, весь он, может, и бессмертный, превращался в фантом, почти бессильный, истерзанный древнейшим злом.

«Тюрьмой? Для меня сам Хаос тюрьма! И эти жалкие миры в нем — мое развлечение. Но скоро все изменится, скоро Белый Дракон станет моим, я уверен, потому что ты не придешь ему на помощь», — прошипел Змей, и воздух содрогнулся. Голоса, похоже, слышал только Джоэл, но завихрения из пепла заставляли всех замереть в первобытном ужасе, в ожидании чего-то неминуемого.