Генри Каттнер - Источник миров
«Эя, — вспомнил я и заволновался. — Эя — остров очарований, остров исполнения желаний».
Издалека доносились крики преследователей, звон оружия, напоминавший лязг зубов дракона. Очертания золотого корабля уже почти растаяли в тумане. Вдруг раздался отчетливый свист кнута, и сверкающий корабль вырвался вперед. Теперь он обгонял нас, хотя Орфей играл в бешеном ритме, а гребцы-призраки напрягались из последних сил.
Внезапно золотой корабль оказался рядом с нами. Я хорошо видел блестящую палубу, людей на ней, одетых, как и подобает экипажу такого корабля, в сверкающие доспехи. Воины стояли у поручней, потрясая оружием и угрожая нам. Теперь их корабль вырвался вперед. Отойдя на довольно большое расстояние, он свернул и поплыл нам наперерез. Я отчетливо видел взволнованную команду золотого корабля. Лица людей выглядели бледными и бесцветными на фоне сверкающих доспехов.
Мелодия снова изменила ритм. Легкие пальцы Орфея едва касались волшебных струн, однако его лира издавала все более громкие звуки. Звуки жили собственной жизнью, словно фурии.
Я слышал крики команды стремительно несущегося вперед «Арго». Я видел бородатых гребцов; видел, как их мускулистые спины сгибались в едином ритме. «Арго» пытался обогнуть золотое судно. Команде сверкающего корабля ничего не стоило убить меня. «Арго» и я были реальностью. Аргонавты двигались, но они были призраками.
Я помню ужасный, раздирающий душу треск столкнувшихся судов. Палуба ушла у меня из-под ног. Впереди я увидел блеск, словно золотой корабль раскалился и вспыхнул. Я помню крики, визг, лязг оружия о щиты. Громкий, неистовый, пронзительный и страстный голос лиры. Нет, Орфей не призрак. Только пальцы живого человека способны вырвать из инструмента такие звуки.
Потом «Арго» ушел под воду. Холодные воды сомкнулись над кораблем и надо мной.
3. Храм в роще
Из рассеивающегося тумана послышался голос:
— Язон из Иолкуса. — Голос был так нежен, что я решил, что он мне пригрезился.
— Язон из Тиссея! Язон с «Арго», проснись, проснись, ответь мне!
Я приподнял голову и огляделся. Кругом светлый, прохладный песок. Волны плещутся о берег.
Прибой не мог добраться до меня. Моя одежда уже высохла, — по-видимому, обессиленный, я очень долго отдыхал. Таинственно возвышались темные кипарисы. Стояла мертвая тишина. Никто не спасся ни с золотого корабля, ни с «Арго», разбитого в щепки. Видимо, я на одном из обломков корабля был выброшен на берег и попал на землю призраков. Пока все понятно: я на острове Эя, на острове желаний.
— Язон с «Арго», ответь мне… Иди ко мне… Язон, Язон! Ты меня слышишь?
Голос звучал чуть приглушенно, но совершенно отчетливо. Казалось, не человек, а сам остров зовет меня. Я нашел в себе силы приподняться и, не вставая, немного прополз вперед. Голос доносился из-за кипарисов. С большим трудом я сел на песок. Теперь нежный зовущий звук послышался откуда-то из глубины острова.
Сквозь туман, стелющийся между деревьями, мне удалось разглядеть дорогу. Вдруг я почувствовал, что я не один. Вокруг стояла настороженная тишина. И в этой тишине не было ни враждебности, ни опасности. Интересно, что ждало меня там, в тумане? Мне казалось, чьи-то глаза наблюдают за мной, но тот, кто наблюдал, не хотел беспокоить меня, его занимали мои дальнейшие действия.
С ветвей деревьев, сырых от тумана, то и дело срывались огромные капли. Одежда моя опять стала мокрой. Эта капель — единственные земные звуки, которые я слышал. Голос вел, звал меня в сердце острова сквозь туман, через лес. Когда я увидел белый храм, светившийся среди темных деревьев, я не удивился. Язон бывал здесь и раньше. Он знал дорогу. Вероятно, он даже знал, кто его зовет, но мне это было неизвестно. Однако я подумал, что не удивлюсь, когда встречу того, кто звал Язона, хотя и представления не имел, как он выглядит.
Я приблизился к храму, и тут же что-то зашевелилось между его колоннами. Из тени показались фигуры в мантиях. Незнакомцы склонили головы в знак приветствия. Они молчали. Я знал, видимо, предупрежденный опытом Язона, что, пока звучит голос из храма, никто не должен говорить. Но как быть мне?
— Язон из Тиссея, — завораживающе звучал нежный голос. — Язон, любовь моя, входи! Подойди ко мне, мой возлюбленный!
Склоненные фигуры отступили на шаг. Я прошел под сумрачным портиком и вступил в храм.
Внутри было темно, и лишь слабый огонь от лампады, мерцавшей на алтаре, позволял увидеть неясно нарисованный огромный, ужасный лик. Даже огонь в этом храме был нереальным, хотя от него исходило тепло. Языки пламени, зеленоватые, с холодным легким мерцанием, все время менялись, причудливо изгибались, словно змеи.
Перед алтарем стояла женщина в одеянии, полностью скрывающем ее фигуру. Мне показалось, что она как-то странно двигается, чересчур скованно. Она повернулась, услышав мои шаги. И тогда я увидел ее лицо. На время я забыл о скованности женщины, об огне на алтаре и даже о гигантском, возвышающемся над нами изображении, чье темное предназначение было мне хорошо известно.
У незнакомки было бледное, нечеловечески бледное, и гладкое, словно из белого мрамора, лицо. Его белизну подчеркивали темные губы, черные брови и волосы. Глаза вспыхивали зеленоватым блеском, похожим на блеск огня алтаря. Чистота линий, поворот головы, совершенная форма глаз и изящный изгиб бровей напоминали статую.
Увидев меня, она удивленно подняла брови. Волосы необыкновенно черного цвета с искрящимися пурпурными бликами рассыпались по ее безупречному одеянию. Но я вспомнил, что Язон знал о том, каковы эти волосы на ощупь. Они напоминали сверкающую черную реку, ниспадали на ее плечи, прикрывая алебастровое лицо гладким покрывалом. Язон помнил искры, исходящие от них, когда он касался их руками.
В моей голове проступили воспоминания Язона, и его голосом я проговорил на древнегреческом:
— Цирцея, — я сам удивился, услышав свои слова, — Цирцея, моя возлюбленная.
Огонь взметнулся над алтарем, осветив ярким светом ее прекрасное, бесконечно знакомое лицо. Я готов поклясться, что в ее глазах вспыхнул ответный огонь. Тени в зале качнулись, и изумрудные отблески побежали по стенам, словно яркие капли воды.
Она отступила к алтарю, обеими руками закрываясь от меня, словно отрекаясь.
— Нет, нет, — пробормотала она мягким, приятным голосом, — нет… нет еще, Язон. Подожди.
Она отвернулась и устремила взор к лику над пламенем алтаря. Я присмотрелся к ней повнимательнее. Память моя и память Язона подсказывали мне, что я нахожусь в храме трехликой богини Гекаты, богини темной стороны Луны (полная противоположность Дианы, богини светлой Луны) — Гекаты, которую считали покровительницей колдовства, называли богиней таинственных троп и темных дел. Ее три маски — это три пути, которыми мог пойти верующий с перекрестка Судьбы. Ночью ее повсюду сопровождали Церберы, и когда они лаяли, все адские твари обращали на нее внимание… Геката — мрачная мать волшебницы Цирцеи.
