Маргарет Уэйс - Стражи утраченной магии
Тем, кто впервые подъезжал к городу с любой стороны, Новый Виннингэль казался упавшей с неба звездой, которая плавала в воде. Город стоял у излучины реки Арвен. Стены, окаймлявшие его, были возведены из ослепительно белого мрамора и в плане имели вид восьмиконечной звезды. Столицу построили в память о Старом Виннингэле, стоявшем на берегу озера Илдурель, но своей архитектурой она превосходила тот некогда славный и людный город. Река услаждала глаза красивым видом и заодно служила мощным оборонительным средством.
Городские ворота, расположенные в северо-западной части внешней стены, венчали внушительные сторожевые башни, оснащенные грозными катапультами. Такие же катапульты стояли в гавани на случай нападения вражеских кораблей. По парапетам башен расхаживали часовые, пугая своим суровым видом крестьян, приезжавших торговать на знаменитый рынок Нового Виннингэля. Одновременно часовые не упускали случая покрасоваться перед смешливыми молочницами, направлявшимися на тот же рынок.
Замысел построить город в виде восьмиконечной звезды принадлежал знаменитому архитектору Капилу из Мардуара, которого пригласили, когда решено было строить новую столицу. Восхищенный красотой представленных ему чертежей, а также сознанием того, что ни один город Лерема еще не строился в виде звезды, тогдашний король пришел в восторг.
От каждого луча звезды отходила одна из восьми главных улиц Нового Виннингэля. В центре, где они пересекались, находилось сердце города. Его украшала круглая аллегорическая мозаичная картина диаметром в полмили, сложенная из ярких разноцветных камешков и изображавшая солнце, луну и звезды. Лерем располагался в самом центре картины, представляя центр вселенной, а центром Лерема, естественно, являлся Новый Виннингэль. На севере этого громадного мозаичного двора, ближе к звездам, был построен Храм Магов. Напротив него, на юге, высился королевский дворец, символизируя земное солнце. Улицы города были настолько прямыми, что, где бы вы ни находились, вашему взору обязательно открывался либо Храм, либо дворец.
Главные улицы делили город на восемь частей, каждая из которых имела свое название. Одни были средоточием торговли, другие предназначались для жилья. Все части соединялись между собой узкими улицами, под прямыми углами отходящими от главных.
Башэ восседал на лошади позади Улафа, обхватив талию этого долготерпеливого человека с такой же силой, с какой пояс стягивает талию толстяка. Башэ задирал голову, любуясь на башни, уходившие ввысь чуть ли не под облака, а мысли его возвращались к Дикому Городу. Оглядываясь на Новый Виннингэль, где что ни поворот головы, то новое чудо, новое диво, Башэ тосковал по себе прежнему. Он вспоминал, с каким замиранием сердца всего несколько месяцев назад смотрел на жалкие лачуги. Конечно, оказавшись в Новом Виннингэле, он увидел истинные чудеса, и память о них он сохранит до конца своих дней. Но одновременно он что-то утратил. Что именно, он сказать не мог, однако ощущение потери было довольно сильным.
Въехав под гранитные арки, Джессан сразу же почувствовал себя в клетке. Городские красоты его мало занимали. Он с тоской оглядывался на зеленые луга и леса, оставшиеся позади. Город был для него не чудом, а скоплением дурных запахов, раскрытых ртов и выпученных глаз.
Остальные спутники Шадамера весьма равнодушно отнеслись к городу. Многие из них неоднократно здесь бывали. Сейчас они мечтали поскорее добраться до своего любимого постоялого двора, заглянуть в свой любимый трактир. Они мечтали о хорошем обеде, кружке эля и радовались, что будут спать на кровати, а не на земле.
Одна только Бабушка была по-настоящему заворожена Новым Виннингэлем. Только она пребывала в благоговении. Великолепие увиденного так захватило ее, что она даже забыла показать все это посоху с агатовыми глазами. Глазам приходилось довольствоваться отблесками великолепия, ибо посох был привязан сзади к седлу Дамры.
Услышав тихие Бабушкины вздохи, Дамра обернулась и посмотрела на старуху, чем-то напоминавшую нахохлившуюся птицу, восседавшую на лошади.
— Что случилось, Бабушка? — спросила Дамра, увидев слезы на ее морщинистых щеках.
Бабушка лишь покачала головой и шмыгнула носом.
Дамра решила, что Новый Виннингэль потряс или испугал пеквейку. Возможно, Бабушка испытывала оба чувства одновременно. Дамра заговорила с ней, пытаясь успокоить, на что Бабушка лишь снова шмыгнула носом.
Как они и условливались, Шадамер присоединился к своим спутникам возле главных городских ворот. В город и из города двигалось столько телег, повозок и всадников, что для каждого направления была построена своя дорога, проходившая под высокой массивной аркой городской стены. Между арками располагалось караульное помещение. Въезжавшим и выезжавшим караульные задавали одинаковые вопросы, бегло осматривали их груз и давали сигнал двигаться дальше.
По обе стороны ворот было необычайно людно. Какой-то торговец, у которого потребовали разгрузить телегу, дабы проверить, не везет ли он чего недозволенного, громко проклинал караульных. Тут же сновали уличные мальчишки, готовые за пару мелких монет довести приезжих до нужного места. Подпирая стены и засунув руки в карманы, стояли городские бездельники и прожигатели жизни. Они не знали, куда деть время до заката, когда начнут открываться питейные и увеселительные заведения. Прямо в воротах толкались лотошники, расхваливая свои товары. Карманники и вершители темных делишек зорко высматривали среди толпы деревенских парней, разевавших рот на все подряд, а также подвыпивших аристократов.
Но тем не менее за всей этой привычной суетой чувствовалось: в Новом Виннингэле что-то произошло. Государственный флаг на флагштоке был приспущен. Куда бы Шадамер ни бросил свой взгляд, он замечал, что колонны и памятники задрапированы черной материей. У купцов и простолюдинов на рукавах были надеты черные повязки или приколоты черные матерчатые цветы. Знать — та вообще целиком нарядилась в черное. Караульные у ворот, как обычно, выполняли свои обязанности, но заметно было, что они чем-то подавлены.
Шадамера в городе хорошо знали, несмотря на то что он избегал появляться в Новом Виннингэле, называя столицу «скопищем скунсов, пауков и тщеславных мамаш с дочками на выданье». Поэтому, хотя в лицо его узнавали не все, репутация, которую он себе снискал, была известна очень многим. Герб барона, украшавший попону его лошади, — готовый к прыжку леопард — сразу же заметили. Караульные приветствовали Шадамера дружескими улыбками. Офицеры поспешили к нему, чтобы пожать руку. Люди, дожидавшиеся в очереди у ворот, услышали его имя и во все глаза смотрели на барона, опасливо спрашивая соседей, не является ли он каким-нибудь знаменитым разбойником. Вскоре это предположение отпало, поскольку стража и офицеры не стали бы пожимать руку грабителю.
