Дэвид Дархэм - Кровавое заклятие
По мере того как день клонился к вечеру, мысли Хэниша все чаще возвращались к Коринн. Наконец он резко поднялся и отослал помощников, сказав, что продолжит завтра утром, лишь попросил Халивена сопровождать его при осмотре церемониальной залы. После этого, решил Хэниш, он наконец-то пойдет к Коринн и проведет с ней последнюю ночь.
Зала строилась с первого года их пребывания на Акации. Монументальный проект, который разрабатывался втайне. Подземелья копали, все глубже вгрызаясь в камень под поверхностью восточного побережья острова — как раз под дворцом. Хэниш как мог старался соблюдать секретность, а потому привлек к делу необходимый минимум рабочих. Весь камень, выломанный внутри, они вытаскивали через вход и использовали его, чтобы расширить пристань и создать в море искусственный остров, куда было бы удобно причаливать кораблям Лиги. Камень пошел и на другие нужды, но никто официально не сообщал, откуда он взялся и что мейнцы копают там, под островом.
Нижний город полнился слухами о том, что строят глубоко в недрах земли. Укрепленное убежище. Пыточные камеры. Клетки, в которых будут выращивать чудовищ. Залы наподобие Калатрока для военных игр и тренировок. Не важно, что думали люди; они так и не узнали истины.
В пещере Хэниш понаблюдал, как рабочие устанавливают последние саркофаги. Жрецы со строгими лицами надзирали за ними, а белый свет чисто вычищенных масляных ламп только подчеркивал суровость их черт. Залы воистину грандиозны; они были устроены в соответствии со своим предназначением и напоминали усыпальницу залы в Тахалиане. Там саркофаги стояли в нишах, поднимаясь ярус за ярусом; нечто подобное требовалось создать и на Акации. Именно здесь Тинадин произнес свое проклятие, и только здесь оно могло быть снято. Ниши, вырезанные в граните, отшлифованные и отполированные, казались огромными каменными сотами. Когда предки снова начнут дышать и шевелиться — впервые после многих лет, десятилетий или веков, — они смогут прикоснуться к древнему камню, на котором воздвигли свой дворец древние Акараны.
В центре зала стоял скейтвитский камень — огромный базальтовый блок, сгусток такой непроницаемой черноты, что, казалось, он засасывает свет в свои темные глубины. Это был камень, вырезанный из тела Черных Гор высоко на плато Мейн. Предков Хэниша заставили принести его в дар Акаранам, чтобы помочь тем выстроить великую стену, защищающую Алесию. После победы Хэниш вынул блок из стены и перевез сюда. Теперь он станет алтарем, на который прольется кровь Акаранов. Все идет как надо…
Хэниш напомнил себе об этом, проговорил как молитву очищения, но не мог ничего с собою поделать: перед мысленным взором стояла Коринн — такая, какой она будет завтра. Церемония уже пройдет до половины, и Хэниш произнесет древние слова, подсказанные предками, когда к нему приблизится Коринн. Изящная, гибкая, прелестная — она подойдет, веря, что должна отдать лишь несколько капель крови и тем самым принести предкам вечный покой. Хэниш посмотрит ей в лицо и ободряюще улыбнется, оттягивая момент, когда Коринн все поймет. Однако он неизбежно наступит. Хэниш возведет Коринн на алтарь, поставит ее над чашей, куда польется жертвенная кровь. Он сделает вид, что намерен сделать небольшой разрез, но… Момент настанет. Принцесса догадается, что нужна не только ее кровь, но и жизнь. Она увидит это в его глазах или жестах, услышит в дрожащем голосе. Хэниш был уверен: Коринн не пойдет на смерть покорно, без сопротивления. Хэниш представлял, как она борется с ним, пытается оттолкнуть его, не позволит прижать себя к камню. Как проклинает его, раздирает ногтями лицо, старается вцепиться в глаза. Что она скажет ему? Хэниш мог придумать тысячу оскорблений, и все они были заслуженны.
Стоявший рядом Халивен отвлек его от тяжелых мыслей.
— Хотел бы я, чтобы можно было отыскать другой путь, — проговорил он, — но его нет. Есть вещи, которые невозможно изменить. Я по крайней мере знаю, как ты старался найти остальных и как много ты отдал Тунишневр. Именно ты избран для великой миссии, потому что у тебя хватит сил ее завершить.
Хэниш почувствовал, как к горлу подступает ком, мешая дышать. Он знал, что дядя пытается помочь, но сейчас эти разговоры были совсем не ко времени.
— Оставь меня, — бросил он.
Потом возвысил голос, крикнув рабочим, чтобы вышли из зала. Сел, ожидая, пока все выйдут вон, не обращая внимания на недовольные мины жрецов. Когда в зале повисла гулкая тишина, донесся тихий звук, похожий на стук сердца, — биение жизни Тунишневр. Глаза Хэниша затуманились, кровь прилила к щекам. Он быстро заморгал, сконфуженный потоком льющихся слез. Хэниш стер их тыльной стороной ладони, боясь, что кто-нибудь заглянет в залу и увидит его, но слезы набежали вновь. Все началось с размышлений о Коринн, хотя дело было не только в ней. Боль при мысли о смерти Коринн переплеталась со страхом перед той силой, которую придется выпустить на свободу. Тунишневр. Сонм злобных духов, пылающих яростью и жаждой мести. Как же Хэниш боялся их! Как они были ему омерзительны! Он прожил всю жизнь, кланяясь им и выполняя их замыслы, и вскоре встретится с ними лицом к лицу. Они придут на землю во плоти, оживленные с помощью слов искаженного языка Дающего.
В те времена, когда Хэниш был мальчишкой, отец часто водил его в подземную усыпальницу Тахалиана. Хеберен прижимал сына лбом к холодному полу и заставлял лежать там распростертым на ледяных плитах по нескольку часов кряду. А потом уходил, оставляя мальчика одного. Говорил, что он должен научиться слышать голоса предков. Только если Хэниш сумеет услышать их, он сможет служить Тунишневр. А в служении им состоит смысл жизни… Как же ему было страшно! Мальчишка, оставленный один в темноте; злые крики духов в тишине подземной гробницы; сотни трупов, окружающих его, — существ живых и мертвых одновременно. Хэниш едва дышал, зная, что с каждым вдохом он принимает в себя частицу Тунишневр. Что ж, он слышал их, слышал великолепно. Тем или иным образом Хэниш слышал предков каждый день своей жизни.
Еще ребенком он задавался вопросом: почему предки так хотят вернуться на землю? Если жизнь только прелюдия к смерти и если живущие — лишь слуги ушедших, почему тогда эти старые люди так отчаянно жаждут возродиться во плоти? Этот вопрос четко сформировался у него в голове не то на восьмом, не то на девятом году жизни. Впрочем, Хэниш так никогда и не произнес его вслух. Он боялся, что если задаст его, то на свет вылезет большая ложь, которая не понравится предкам и в некий день сильно помешает ему жить. Теперь, через три десятка лет, был ли у него иной выбор, кроме как потворствовать лжи? Хэниш делал это всегда. Всю свою жизнь. Если не освободить Тунишневр, если не выполнить свою миссию — окажется, что он жил зря. Осознав это, Хэниш понял: он выполнит миссию. Доведет дело до конца. Халивен был прав: избрав его, Тунишневр не ошиблись.
