Ирина Котова - Королевская кровь. Книга третья
— Брысь, — сказал Тандаджи негромко. Дамы напряглись, нюхом чуя служителя закона, но то ли атмосфера была вполне комфортной, то ли чувствовали себя в безопасности, удаляться не спешили.
— Какой строгий у тебя приятель, — развязно проговорила одна из них, подошла, обняла стоявшего столбом Тандаджи, смачно поцеловала его в губы, потянулась рукой к ремню.
— Стойкий, — она хохотнула, потерлась о гостя всем телом. — Милорд, может, травки ему? Пусть расслабится. А то я его буду полночи поднимать. Смугляшка, таких у меня еще не было, хы.
Кембритч охотно достал самокрутку, раскурил, протянул молчащему Тандаджи — девочка, отчаявшись разбудить каменного тидусса, разочарованно отошла, плюхнулась в кресло.
— Есть разговор, — сухо сказал Тандаджи, игнорируя воняющее дурманом угощение.
— Говорите, — махнул рукой виконт и затянулся сам. Посмотрел на лицо майора, снова хмыкнул, потрепал одну из девиц пониже спины, достал из кармана пачку денег.
— Сегодня забава отменяется, девочки, — произнес он лениво, — будем развлекаться мужской компанией. Так что собирайтесь и на выход.
Дамы не стали спорить — деньги перекочевали в руки старшей, они оперативно и весьма скромно собрались и скрылись. Кембритч курил, откинувшись на спинку дивана, и выглядел совершенно измотанным. Еще изможденнее, чем месяцем ранее, еще страшнее.
— Что у вас? — спросил он у молчащего Тандаджи. Ткнул косяк в пепельницу, достал сигарету, прикурил уже ее. — Да откройте окно, не кривитесь.
Майло не стал спорить — глаза уже слезились, и он еле удерживался от того, чтобы не расчихаться. Распахнул ставни — в гостиной сразу посвежело, сел в кресло рядом с виконтом. На столе так и лежали карты с недоигранной партии, на полу валялись бутылки, в центре стола стояла переполненная пепельница — окурки просыпались на темную столешницу.
— Кого из этих людей вы близко знаете? — Тандаджи сразу перешел к делу, открыл папку с фотографиями, дал в руки Кембритчу. Тот быстро пролистал, назвал фамилии.
— Зачем вам?
— Подрабатывают шантажом, по всей видимости, — тидусс взглянул на собеседника — тот с любопытством слушал его. — Среди аристократов. Нам бы нужен живец, лорд Кембритч.
Виконт захохотал.
— Господин Тандаджи, оглянитесь. Вы издеваетесь? Чем меня можно шантажировать? Моей репутации уже ничего не может навредить.
— Вы ведь можете совершить что-то, за что вас могут посадить в тюрьму, Кембритч, — любезно сказал Тандаджи. — Или выслать обратно в Инляндию. Или того хуже — на рудники по приговору суда. Например, сбить человека, будучи пьяным и обкуренным.
Глаза Кембритча иронично блеснули.
— Но до этого мы не дойдем, — сказал Тандаджи успокаивающе. — Я полагаю, хватит и угрозы тюремного заключения.
Кембритч курил и думал, закрыв глаза.
— Почему я? — спросил он внезапно.
— Вы подходите на роль жертвы, — бесстрастно объяснил Тандаджи, — и у вас много денег. И все поверят в то, что вы совершили нечто ужасное, как раз из-за вашей репутации, милорд. Довольно будет растрепать по секрету нужным людям из этой папочки, виконт.
— И не боитесь, что я расскажу всем и каждому о вашем предложении? — прищурился хозяин дома.
— А мы с вами договорчик составим, — легко откликнулся Тандаджи. — Удачно проведете дело — приглашу вас в штат. Нам нужны ловкие агенты. Но, — тут он снова оглядел окружающее, — до этого времени никакой наркоты, Кембритч. Продержитесь до конца задания — помогу вам забыть о ней навсегда.
— А не пошли бы вы, начальник, — зло процедил виконт, отшвыривая сигарету. — И вы меня воспитывать взялись?
Тандаджи встал, снисходительно посмотрел на собеседника.
— Упаси боги, — сказал он, — я предложил вам выбор. Вот это гнилое болото, — он обвел рукой гостиную, — или новая, экстремально опасная жизнь и масса заданий для вашего скучающего ума. Если согласны, приходите завтра в Управление. Трезвым, — добавил он, перед тем как повернуть ручку двери.
Кембритч не появился ни завтра, ни послезавтра. Все это время он пил, как проклятый, кололся и носился по городу в невменяемом состоянии — о чем тидуссу исправно докладывали наблюдатели. Как ухитрился никого не сбить — удивительно. Пришел он на четвертый день. Брякнулся в кресло, достал сигарету, и совсем другим голосом сказал.
— Ладно, давайте свое дело. Все равно меня больше ничего уже нормально не вштыривает.
Он вписался в расследование с азартом первооткрывателя. Превосходно отыграл свою роль. Правда, первые дни он провел в ломке — тогда-то и пригодились виталисты с врачами и капельницами. Не дав ему передохнуть, Тандаджи кинул его на второе дело, потом на третье, выбирая пожестче, поопаснее. Настоял на тренировках в тире, на занятиях по борьбе. И сам не мог налюбоваться на плоды рук своих — Кембритч был мастером импровизаций, и отдавался делу с такой восторженной безуминкой, так рисковал и подставлялся, что иногда и невозмутимому тидуссу становилось страшно. Но результат перебивал все — сколько же дел благодаря ему было раскрыто с блеском, сколько преступлений предотвращено. А методы… пусть он продолжал пить, безобразничать и совращать женщин. Зато делал это с пользой для страны. Так королевство Рудлог получило еще одного верного гражданина, а Тандаджи — превосходного агента.
Храм Всех Богов был тих и безлюден, и статуи Великих Стихий на фоне светлых стен казались настоящими колоссами. Отблески мерцающего погодного купола вспыхивал на их лицах — строгих, задумчивых, яростных, печальных и нежных — и создавалось полное ощущение, что Стрелковский, идущий по слишком громко хрустящему песку, нарушил их уединение, время, когда они могут отдохнуть от просителей.
Игорь не сразу поехал в храм. Он колесил по городу на машине, стоял в пробках, думая о том, что ему совершенно не хочется домой, к Люджине. Потому что он знает и видит в ее глазах все, что она не может сказать и никогда не скажет. И чувствует себя подлецом. Так как не может и никогда не сможет ответить.
Обнаружил себя в спальном районе, в котором жила старая учительница, их с Полей «бабушка», Тамара Марковна. И хотя недавно был у нее, остановил машину у магазина, снова закупил продуктов, любимых старушкой конфет, и пошел напрашиваться в гости.
Тамара Марковна была уютной и доброй, как пуховый платок, такой деликатной и интеллигентной, и так живо рассказывала о своих учениках, расспрашивала о Полине и о Люджине, что он пригрелся, расслабился и успокоился. И уже в состоянии полного умиротворения поехал в Храм. Помолиться и спросить совета.
