Пола Вольски - Великий Эллипс
— Ты покалечен? — спросил Сторнзоф, очевидно, заметив неуверенную походку Гирайза.
— Нет. Какой-то анонимный доброжелатель подсыпал мне чего-то в еду вчера за обедом. Доктор говорит, что все пройдет.
— Да, — какая-то тень промелькнула в глазах Сторнзофа. — Лизелл рассказала мне о твоем несчастье.
— Лизелл? Когда и где ты ее видел?
— Здесь, но не беспокойся. Она уехала несколько часов назад, и в полном здравии. Я уверен, она добралась до вокзала и села, как и планировала, на экспресс южного направления.
— Это похоже на Лизелл. А ты уверен, что она не пострадала?
— Абсолютно.
— Тогда она, вероятно, в поезде и уже подъезжает к Тофсенку. Ты понимаешь, что это значит?
— Она будет в Тольце завтра утром. Теперь у нас нет надежды обогнать ее.
— Если не случится чего-либо непредвиденного, она выиграла гонки.
— Тебе трудно привыкнуть к мысли, что победа ее?
— Не совсем, — ответил Гирайз. — Она с первой минуты утверждала, что победа будет ее.
Она ненадолго задремала, но лязг тормозов разбудил ее. Лизелл повернула голову и выглянула в окно. Поезд подъезжал к станции. Вывеска на платформе гласила — ТОЛЬЦ. Лизелл уставилась на нее с удивлением.
Поезд остановился и затих. Пассажиры вставали со своих мест, доставали багаж с верхних полок. У Лизелл багажа не было. Поднявшись на ноги, ничем не обремененная, она побрела в конец вагона, дождалась, когда кондуктор откроет дверь, сделала три шага и оказалась на платформе.
Утренний воздух был теплый и ласкающий. К полудню станет жарко, температура поднимется, но утро — великолепное. Быстрым шагом, почти рысью Лизелл направилась к зданию вокзала, и где-то на полпути ее вдруг осенило, что ей не нужно спешить. Все ее соперники далеко позади. Она перешла на обычный шаг.
Дойдя до здания вокзала, она прошла через зал ожидания. Не успела она приблизиться к выходу, как массивная фигура в нескладно сидящем костюме и потрепанной соломенной шляпе возникла у нее прямо перед носом. Она остановилась.
— Мисс Дивер, не так ли? — спросил незнакомец по-вонарски с ширинским акцентом. — Мисс Лизелл Дивер?
Она утвердительно кивнула. От незнакомца разило дешевыми сигарами и дешевым одеколоном. Она едва сдержалась, чтобы не отвернуться в сторону.
— Стиг Брулин из «Спортивной газеты» , к вашим услугам. Мисс Дивер, я предлагаю вам свою помощь в сопровождении и защите вас на пути следования от вокзала до регистрационного отдела городской мэрии в обмен на ваше интервью…
— Нет, — обойдя препятствие, Лизелл продолжила свой путь.
Стиг Брулин снова вырос у нее на пути. Он трещал без умолку, очевидно, стараясь выудить хоть какую-то информацию или признание. Она почти не слышала, что он ей говорит, для нее это был малозначащий шум, но его настойчивость отвлекала ее внимание — причина была, возможно, в самом журналисте, или же в праздном любопытстве, и вскоре уже небольшая толпа следовала за ней по пятам.
Ей было все равно. Вслед летели вопросы и комментарии, она легко игнорировала их. Миновав зал ожидания, она прямо у входа забралась в один из неповоротливых, удобных гецианских кэбов, которых всегда хватало перед зданием вокзала.
— В мэрию, — попросила она, старательно по-гециански, и кэб тут же тронулся с места. Лизелл устроилась на мягком сиденье. Улицы, проплывающие мимо, не удостаивались ее внимания, только раз она оглянулась назад — три экипажа следовали за ней. В одном из них кто-то, высунувшись из окна, размахивал ярко-желтым шарфом. Подавал какой-то сигнал?
Еще несколько улиц — и кэб въехал на площадь Ирстрейстер, которую она в последний раз видела окутанной черным дымом. Впереди возвышалось богато украшенное здание мэрии, на ступеньках которого толпились в ожидании люди. Возница натянул поводья. Лизелл расплатилась, вышла и поспешила вверх по лестнице. Люди, попадающиеся ей на пути, стали по мере ее приближения каким-то чудесным образом стекаться к ней, и она поняла, что все глаза прикованы к ней, что все вопросы, комментарии и поздравления предназначены ей — короче говоря, они все знают, кто она, и, очевидно, ждут ее.
Она прошла через фойе с высокими окнами. Ее свита значительно увеличилась. Войдя в коридор, она поняла, что дорога к регистрационному отделу отложилась у нее в памяти. Ей не нужно было спрашивать, как туда пройти. Она шла уверенно, преследуемая оживленной толпой.
Лизелл достигла регистрационного отдела, и чувство нереальности происходящего вдруг переполнило ее, хотя сердце так колотилось, что почти причиняло ей боль. Дежурный клерк поднял глаза, когда она вошла, и по его лицу она поняла, что он узнал ее.
Толпа за его спиной затихла. Подходя к столу, она могла слышать звук своих шагов и даже удары сердца. Она протянула свои документы клерку, которому не требовались указания. Отчетливо слышимый удар печати в паспорт — последней печати, удостоверяющей завершение гонок — взорвал тишину, послышались радостные крики, и толпа окружила ее. Лизелл видела возбужденные лица с открытыми ртами, и шум голосов оглушил ее, все говорили одновременно. Она не могла разобрать слов и, конечно же, не могла ответить. Горло ее сжалось, глаза наполнились слезами, и чувство нереальности происходящего усилилось. Она посмотрела на свой паспорт, который каким-то образом оказался снова у нее в руках. И только наличие штампа — Мэрия Тольца, Нижняя Геция, дата и число: 11:36 — свидетельствовали, что гонки действительно завершились.
XXIV
Парикмахер и гример, предоставленные Министерством иностранных дел, вышли, и дверь за ними закрылась. Горничная, также предоставленная министерством, сделала реверанс и вышла. Ее услуги были пока не нужны. Забыв всю солидность своего положения, Лизелл помчалась через роскошные комнаты лучшего люкса отеля «Королевская слава» назад в спальню, где было высокое зеркало на подвижной золоченой раме, перед которым она застыла, раздраженно любуясь, что они с ней сделали.
Она смотрела в зеркало и не узнавала себя. У ее отражения глаза были смехотворно округлившимися. Ее впихнули в великолепное платье — шелковое, бледно-аквамаринового цвета, с обильной вышивкой золотом по подолу, — оголявшее ее плечи, руки и почти всю грудь. Жесткий корсет, надетый под платье, не только утянул ее талию до невозможного предела, но и поднял грудь так, что последняя грозила просто выпасть из лифа.
Дурной вкус. Пошлость. Она почти слышала голос Его чести. Вульгарность твоего внешнего вида… Ну, уж нет, этот полуобнаженный стиль — писк моды, ему следуют самые утонченные женщины во всех столичных городах запада, и невозможно отрицать, что у нее очень подходящая для этого фигура. Так что Его честь волен говорить все, что захочет, ей все равно. Но не было похоже, чтобы ее отец вообще имел желание хоть что-то говорить. За те десять дней, что прошли с того момента, когда она вошла в здание мэрии в Тольце, сообщения о ее победе размещались на первых страницах всех газет мира. Эдонс Дивер должен был читать их, но он даже не удосужился признать победу своей родной дочери. Ее мать прислала ей горестное поздравительное письмо два дня назад, но от отца — ничего. Нет, Его честь вряд ли будет беспокоиться по поводу платья, в котором она появится на вечернем приеме во дворце Водяных Чар.
