Алексей Пехов - Фэнтези 2007
— Стой! — поспешно окликнул ее кот. — Ты Карабаса с собакой не видела?
— Карабаса? — уже готовившаяся взлететь птица призадумалась. — Вроде нет… Спроси у Людоеда, они с бородатым давние приятели.
— Спасибо, ворона, — поблагодарил Василий.
— Не за что, — каркнула Вешалка. — Ты знаешь, что Феоктист вчера скончался?
— Как?
— Когда все стало умирать, Пруд пересох, а водяные без воды… Вначале все его мальки, а потом и он за ними. Не хотел уходить. Говорил, что Лес и Пруд его дом. Сам ведь помнишь, каким он упрямым был.
— Помню, — вздохнул кот. — Мы с Кощеем так и не смогли уговорить его.
Смерть старого водяного опечалила Василия.
— Кстати, как Кощей? — вдруг заинтересовалась ворона.
— Месяц его не видел. Ладно, у меня еще дела. До вечера.
— Угу, — напоследок угукнула птица и улетела.
Беда нагрянула в Лес вместе с людьми. Сказка, не потерпевшая наглого вторжения, утекала отсюда, словно вода в песок. А вместе с ней исчезала магия, о которой люди так любят рассказывать детям. Чужакам, нарушившим хрупкое равновесие сказочного мира, было плевать на волшебство. Не обращая внимания на гибель Леса, люди впились зубами в закрытый для них мир. Небылица для людей всего лишь безделушка, рудимент детства, который они таскают в себе и без колебаний отбрасывают в сторону, словно ненужную вещь, как только появляется хоть какой-то повод это сделать.
Крошка фея называла их браконьерами, Василий — захватчиками, Золушка — убийцами. С охотниками, прорвавшимися в волшебный мир, худо-бедно справлялись, но доступ для людей остался открыт, а магии становилось все меньше и меньше. Если бы не старания Черномора, Мерлина и Гингемы, открывших портал в другую вселенную, всех, кто жил в Лесу, можно было с чистой совестью записывать в покойники. Поэтому почти все покинули обреченный Лес. Но находились и такие, кто никак не хотел оставлять родные насиженные места.
Василий аккуратно перешагнул через тоненькую нитку ручья. После того как Пруд начал умирать, ручеек пересох и забился желтыми листьями. Смотритель помнил то время, когда вода с веселым звоном бегала наперегонки с семейством зайцев, что жили на Ромашковой полянке.
Кот остановился и принюхался. Пахло осенью, жареным мясом и чем-то чужим… людским. Решив проверить, в чем тут дело, Василий пошел на запах. Теперь он уже различал, что наравне с ароматом жаркого явственно тянет гарью и чем-то резким и очень непривычным.
Из-за кустов послышалось басовитое пение:
Как-то раз в одном лесу,
Волк нашел себе Лису,
К дереву ее прижал…
Песенка выходила достаточно пошлой, и Василий понимающе хмыкнул. Он знал, кто любит горланить такие вот песни.
Кот вышел на поляну и принялся наблюдать за весело горланящим здоровенным детинушкой. Рядом, свернувшись калачиком и укрыв косматой бородой себя и спящего Артемона, храпел Карабас.
К коту певец сидел спиной. Парень колдовал возле костра, радостно поворачивая вертел, на котором висел уже порядком поджаренный кабан. Василий раздраженно прижал уши к голове, дернул хвостом и произнес:
— Хлеб да соль.
— Ем да свой! — не преминул ответить громила, а затем, так и не обернувшись, добавил: — Вали своей дорогой, пока я добрый! Али на костер захотел?
— Ты бы обернулся, рыло, — мягко посоветовал детине Смотритель.
— Сам напросился, я хотел быть добрым, — делано вздохнул грубиян, отвлекся от вертела, взял с травы огромную дубину и только после этого повернул голову.
Маленькие черные глазки, гневно сверкающие из-под рыжих кустистых бровей, нос картошкой, крокодильи зубы, рыжие усы и бакенбарды. Гневная отповедь застряла у великана в глотке, глаза удивленно распахнулись, а дубина поспешно исчезла за спиной.
— Людоед, а Людоед, — Василий театрально поднял лапу, внимательно ее изучил и выпустил когти. — Я ведь тебя предупреждал, чтобы ты заканчивал со своими кулинарными изысками?
— Предупреждал, — промямлил тот, словно завороженный наблюдая за тем, как кот убирает и вновь выпускает когти.
— Я ведь неоднократно тебя предупреждал, правда? — лениво произнес гость.
— Правда, — побледнел Людоед.
— Так какого рожна ты вновь занимаешься браконьерством?! Кто разрешил жарить несчастных хрюшек без моего ведома? — рявкнул Василий.
Детина в испуге отскочил назад и едва не угодил в собственный костер.
— Я вот думаю, а на кой ты нам сдался в новом Лесу? — между тем как ни в чем не бывало продолжал кот. — Может, не пускать тебя в портал? А что? Это идея! Людей здесь будет полно, наешься до отвала, если только они тебя раньше не подстрелят, как Золотую антилопу, мир ее праху.
— Не губи! — взвыл громила, поспешно рухнув на колени. — Лихо Одноглазое попутало! Предложило перекусить, а само в кусты! Этот последний! Больше я их жрать не буду! Мамой клянусь!
— Ты вроде это говорил в прошлый раз?
— В прошлый раз он клялся папой, — пробормотал Карабас и, перевернувшись на другой бок, вновь захрапел.
Повисла напряженная тишина. Рыжеволосый стоял ни жив ни мертв.
Кот, конечно, не собирался оставлять на растерзание людям даже такого троглодита, как Людоед. Хотя надо было бы…
— Ладно. На этот раз я тебя прощаю. Ради жены. Людоед, облегченно вздохнув, встал с колен, высморкался в бороду и бросил быстрый взгляд на жаркое.
— Переверни уж, вижу, что подгорает.
Прощенный поспешно кивнул, состроил довольную рожу и крутанул вертел.
— Откуда так воняет? — полюбопытствовал Смотритель.
— Оттуда, — рыжий поначалу ткнул пальцем в небо, а затем в дальний угол поляны, где валялась исковерканная груда железа. Кое-где из нее еще поднимался черный вонючий дымок.
— И что это?
— А хрен знает, как оно называлось! — охотник на хрюшек был сама любезность. — Это та фигня, что обычно над Лесом летала.
— М-да? — кот с интересом уставился на обломки.
В последнее время странная штука донимала всех волшебных существ. Вот уже целую неделю она с ревом носилась над Лесом и пугала его жителей.
— И как оно умудрилось упасть?
— Горыныч постарался! — Людоед усмехнулся и достал из засаленных шорт банку специй. — Гадом, говорит, буду, если не собью эту сволочь перед уходом.
— Он ушел? — Василий помнил, что раньше за уход через портал была одна голова Горыныча, а против — две.
— С утра еще. Третья смогла убедить Первую. А Вторая башка плюнула и сказала, что тогда тоже пойдет, не оставаться же ей здесь одной.
