Александр Забусов - Кривич
— Чего ж на двор не заходит?
— Не твово ума дело, сами до него пошли. Руки-ноги, небось, не поотсыхают, коли уважение проявишь?
— Было бы кого уважить!
— Пшел, а то силой потащу!
— Гм…
Взглядом выпроводив обоих «собеседников» из избы, Удал сам, приподнявшись с табурета, выглянул из-за угла наружу. Смотрел, как мельник на пару с десятником встали на границе ворот, прислушался к словесной перепалке, в которой главные роли теперь играли Некрас и здоровый, откормленный как боров перед забоем мужик с глазами навыкате и полными, висевшими варениками среди растительности на лице губами.
Что такое? Мельник задом скакнул подальше от ворот, приземлился на пятую точку, и громогласно понес такое, что у самого Удала от неожиданности и непредсказуемости момента, завяли уши, даже наверное разлилась краска на лице, если б он только мог рассмотреть себя со стороны. Мельник даже не кричал, он ревел во всю глотку:
— Велесе гой есе, услышаси и подажди все. Ты же, сила нечистая, и мать твоя сука…, - Далее шла ненормативная лексика отдаленно похожая на привычный язык, что уши вяли, — отойди, сгинь, пропади, исчезни. Отсылаю тя на…
Заговор состоял из сплошной, не прикрытой ни чем матерщины, а закончился…
— … тьфу, тьфу, тьфу! Всем гоям гой!
Вот это был загиб! Вот это коленца в словесах! Откуда только почерпнул такое Некрас? Не водяной же такому безобразию его научил? Ё-ёо! А, что это с тиуном-то происходит? Вот это перемена, ну и рожа! Да это и рожей назвать — мягко сказать. И до того, не красавец был, а после «добрых слов» в свой адрес, и вовсе в свиное рыло оборотился! Не может быть!
В коляске возвышалось существо серо-синего цвета кожи. Мохнатое, на пальцах рук — когти. Остроконечную голову, с прической «шишом», венчали рога. Если б не страхолюдность, ужимки на морде могли бы вызвать даже смех. Брр! Гадость какая по земле бродит. Нечистый погрозил пальцем, стегнул вожжами упряжку. Запряженные в тележку два непонятных по виду страшилища, еще недавно бывших лошадьми, дернули с места в карьер, унося основного чертяку от ворот. Десятник в процессе преображения слинял непонятно куда и как, забыв проститься с хозяином мельницы. Лошади, заметив открывшийся в воротах проход, выскочили не став дожидаться седоков, понеслись куда глаза глядят, оглашая округу ржанием, будто бежали от языков пламени на пожаре, по счастью не растоптав копытами Некраса.
— Это что? Это как? Это почему? — отовсюду слышались голоса досмотровой команды, выбежавшей на растревоженный двор.
Оклемавшийся мельник, уже стоя на ногах, только и смог, что перекричав общий шум, ответить:
— Спасайтесь люди добрые! Нечистая сила округ усадьбы бродит, всех грешников хватает и в омут стаскивает. Вона, и десятника вашего утащила!
В один миг двор опустел. Усталый, выжатый как лимон Некрас, вошел в избу. Он в самом деле выглядел так, будто в одиночку разгрузил большой обоз, до отвалу загруженный мешками с зерном. На негнущихся ногах подошел к деревянному ведерку, обеими руками, трясущимися как осиновый лист, подняв, поднес к губам, стал пить из него воду прямо через край, роняя на рубаху не то, что капли, потоки воды.
— Ф-фу-у!
Вытер рукавом мокрые губы и бороду, обернулся к выпавшему в осадок Удалу.
— Вот так-то! Ни кто иной, как «Сам» тебя разыскивает. Х-хы! Из омута выполз, поганка такая. Видать здорово ты боярышню допек.
— Так, это…
— Ноги тебе отсюда уносить нужно, и чем скорей, тем лучше. Нечисть на подворье не зашла, потому как забор заговоренный от сей напасти. Дак, ведь не ясно на сколько заговора хватит. Сильный чертяка, только обережным загибом и отвадил. Боюсь и мне какое-то время где-то отсидеться нужда пришла. Еду я тебе в котомку соберу, одежду дам, обувку, нож, дорогу укажу, и будь здоров, не кашляй.
— Понял, и на том спасибо.
— Чего спасибо, чего спасибо? Пошевеливайся, давай, время дорого.
Экипированный в дорогу Удал, покинул гостеприимный дом мельника. Сам Некрас, указав, куда идти гостю, в свою очередь зашел за ближайший куст на опушке леса, в одночасье сгинул, будто и не было его рядом еще минуту назад.
— 15-
Страшной приметой считается, если черный кот разобьет зеркало пустым ведром.
суеверияСуета аэропорта, постоянное голосовое доведение информации до пассажиров рейсов и встречающих прилетевших, очереди в секциях отлета и у стоек кафе, оставляли в его душе непонятный осадок. Почему? Ведь он никогда ранее не испытывал неприятия таких мест. Он вышел покурить. Летний вечерний воздух еще обдавал жаром нагретого за день асфальта.
— Андрюша!
Возглас привел его в чувство. У открытой настежь двери в чрево аэропортовского здания, ему призывно махала рукой женщина.
— Андрей, сколько можно? Бросай свою сигарету, объявили посадку на рейс!
Он выбросил в пепельницу недокуренную сигарету.
— Куда летим?
— Совсем тебя твоя служба доконала. Ну, давай с нами, там узнаешь. Нам там будет хорошо! И мне и дочери без тебя тоскливо. Идем.
Кто эта женщина? Куда она его тащит, и зачем куда-то лететь? Из сознания, словно метлой вымело воспоминание, за каким ляхом он в аэропорту.
— Я не могу. — Взволнованно ответил, понимая, что что-то во всем происходившем с ним не так, что-то неправильно.
Помимо воли стал оправдываться:
— У меня тут работы полон рот! Опять-таки, люди доверили и жизнь и благополучие. Я потом, попозже прилечу.
Насупившись, она яростно посмотрела на него, буркнула «Проводи», и удалилась вглубь вокзала. Он с толпой пассажиров прошел вслед за незнакомкой, судя по всему знавшей его непонаслышке. Странно, все шли в здание аэропорта, назад никто не выходил. В людском мелькании и мельтешении едва поспевал за ее пестрым легким платьем. У стойки регистрации заметил девочку лет пяти, издали помахавшей ему ладошкой, прокричавшей:
— Мы с мамой летим без тебя. Ты остаешься.
Развернувшись чуть назад, находу произнесла:
— Летим?
— Нет, — утвердившись в своем решении, ответил безапелляционно.
— Как хочешь! Только смотри, предстоящая ночь для тебя будет тяжелой. Постарайся пережить ее. Прощай!
Женщина прошла регистрацию и присоединилась к девочке. Он с удивлением, только теперь понял, что регистрируют пассажиров в грузовом терминале. Водитель электрокара подогнал прицепной состав, на платформах которого плотно друг к другу былиустановлены открытые гробы. Люди подходили к ним, как ни в чем не бывало, укладывались внутрь скорбных ящиков. Два тощих работника терминала, издали похожих скорей на тени, чем на людей, накрывали гробы крышками, сноровисто забивали их гвоздями с двух сторон. Женщина с девочкой, на прощанье махнув ладошками, заняли место в пристанище «Груза 200». Кто они? Он не вспомнил, но душа заболела, заныла.
