Лилия Баимбетова - Перемирие
Да, но мне-то что было делать? Дарсай спал, и тревожить его мне не хотелось. Я осторожно коснулась пальцем тонкого шрама, пересекавшего его губы. Ворон тихо вздохнул, повернулся на бок и затих. Тогда я встала, стараясь не шуметь, и вышла в другую комнату.
Хонг куда-то ушел. Один веклинг все еще сидел на подоконнике, покачивая ногой в грязном сапоге. Другой медленно вышагивал по комнате, отчетливо ступая на всю подошву и заложив руки за спину. Он ходил словно бы от картины к картине, но больше смотрел на свои сапоги. Когда я вошла и тихо закрыла за собой дверь, оба веклинга взглянули на меня. В прошлый раз они показались мне очень похожими, как бывают похожи представители одной расы, почти не отличающиеся друг от друга ростом и телосложением. Но, в сущности, сходства в них было не так уж и много. Тот, который сидел на подоконнике, был явно старше, возраст его приближался уже к сотне лет. Его сухое смуглое лицо с правильными определенными чертами было ослепительно красиво — так, как редко бывают красивы мужчины.
Все-таки совершенство замечается далеко не сразу. Только уродство бросается в глаза, а совершенная красота открывается постепенно; так, сотню раз увидев какую-нибудь долину, только на сто первый начинаешь постигать всю глубину и прелесть этого пейзажа. Так — вдруг — взглянув на него, я открыла, что этот Ворон, веклинг, старший офицер, которому суждено было умереть однажды в бескрайней степи или сделаться сонгом и покинуть эту степь иным образом, оставив бренное тело доживать свой век в безумии, этот Ворон совершенен в своей красоте. Ничего нельзя было изменить в жесткой точной линии губ, в очертаниях чуть выступающих скул и резкого подбородка.
Но больше меня поразило другое. Я просто стояла и смотрела на него не отрываясь, ибо это было лицо дарсая — лет сто назад. Совершенно те же черты. Веклинг усмехнулся, глядя на меня.
— Ну, что, поговорили?
— Он спит.
Веклинг кивнул. В его глазах, в звуке его ясного голоса была какая-то печаль.
Второй Ворон был совсем молодым, для веклинга, во всяком случае, — лет пятьдесят или около того. После первого, почти мимолетного взгляда он больше не смотрел на меня. С безразличным видом он отошел к стене и встал перед пейзажем кисти Ореды Безумного: тихий мирный пейзажик — долина, залитая солнечным светом, — в простенькой деревянной рамке. Я проводила его взглядом и снова посмотрела на старшего веклинга.
— Дарсай просил, чтобы я вас осмотрела, — сказала я, — Среди вас есть раненые?
— Ты врачевательница?
— Да.
Веклинг спрыгнул с подоконника, одернул задравшуюся рубаху и мотнул головой в сторону двери, ведущей в коридор. Мы вышли вместе.
По полутемному коридору, кряхтя и шаркая башмаками, удалялся сгорбленный толстый старик с розовой лысиной, обрамленной седыми вихрами. Он был в просторной зеленой блузе, черных штанах и грубых башмаках с металлическими пряжками. Старик от огарка свечи зажигал свечи в канделябрах, укрепленных на стенах. Мне он показался слегка (а может и не слегка) сумасшедшим: он тряс седой головой и что-то бормотал себе под нос — детские стишки, так мне послышалось, что-то вроде "Нори и Дори шли на море, горе им, горе, Нори и Дори…".
В неверном свете свечей очертания предметов словно расплывались. Мы остановились, и веклинг прислонился спиной к стене.
— Так ты действительно врачевательница, kadre espero? — сказал он, глядя на меня сверху и кривя губы.
Я усмехнулась: в этом Вороне высокомерия хватало на всех четверых. Я молчала, подняв голову и глядя ему в глаза, отвечать на вопрос, заданный таким тоном, я не собиралась. Молчание меня не особенно тяготило; весело разглядывая его, я думала: родственники ли они с дарсаем? Впрочем, это было ясно с первого взгляда, но какова была степень их родства — этого они, пожалуй, и сами не знали, у Воронов не принято разводить излишнюю семейственность.
— Да, ты espero, это я еще во дворе увидел, — вдруг сказал веклинг, — Но ты правда врачевательница?
— Да.
— И сколько же тебе лет, espero?
— Ты это со мной сюда пришел обсуждать? — сказала я, может быть, излишне резко, но он мне вдруг страшно надоел своим высокомерием, — Ну, так что?
— Ты… осматривала его раны?
— Нет.
— Почему?
— Ты сам знаешь, — сказала я, — Ему все равно, — по лицу веклинга прошла судорога, — Он серьезно ранен?
Но веклинг молчал. Лицо его словно застыло, и в глазах было то же высокомерие, и губы насмешливо улыбались.
— А он тебя сильно волнует, да? Надо же, такая преданность своему стратегу, это не часто встречается…. Послушай, — продолжала я уже серьезно, — всех моих способностей не хватит, чтобы точно узнать, что с ним. Он слишком стар и слишком силен для меня. Ну, что ты молчишь? Много крови он потерял?
Наконец, веклинг разжал стиснутые губы.
— Порядочно.
— Сколько ему лет?
— Будто ты не видишь.
— Хочешь знать, что я вижу? — сказала я зло, — Я вижу, что ваш стратег уже не совсем стратег и что приличнее ему было бы сидеть в Совете сонгов — в таком-то возрасте. А вместо этого его занесло на Север…
— И тебя вместе с ним?
Я запнулась. Для них, конечно, не было секретом, что мы контролируем их передвижения на человеческой территории — это было очевидно. Но как удачно он напал на причину моей нервозности! Совпадение ли это было, или он уже тогда что-то знал обо мне? Имея дело с Воронами, как-то перестаешь верить в совпадения, но если они уже тогда знали, кто я, и знали мою историю…
— Ты прости, — сказала я, — но просто странно, что Ворон в таком возрасте предпочитает реальный мир…
Я снова запнулась. Уж этого-то не следовало говорить, это могло быть воспринято и как оскорбление, эта фраза означала, в сущности, что он не имеет способностей к тому, что бы идти по пути Духа, для Ворона это тяжелейшее оскорбление.
— Когда мы вернемся, он станет сонгом. Это его последняя миссия.
— Сколько ему лет?
— Зачем ты спрашиваешь, если знаешь?
Если ты не знаешь, какая ты, к черту, espero? — хотел он сказать.
— Ну не двести же?
— Сто восемьдесят девять, — тихо сказал веклинг, — А ты думала, что двести?
Я кивнула, поправила лезущие в глаза волосы. Я чувствовала себя несколько пристыженной: espero — на одиннадцать лет ошибиться. Теперь можно было не удивляться тому, что он еще дарсай, в сто восемьдесят-сто восемьдесят пять дарсаи еще бывают.
— Он сильно сдал за последнюю неделю, — так же тихо продолжал веклинг, — Мы думали, он умрет, он двое суток не приходил в себя.
— После ранения?
— Да. Здесь легко ошибиться.
— Ну, — сказала я, — ты уж совсем меня за дурочку держишь. Он вообще не похож на стратега.
![Генри Каттнер - Жил-был гном [= Здесь был гном]](/uploads/posts/books/145963/145963.jpg)
