Джим Батчер - Грязная игра
— Она принадлежала к банде так называемых Церковных Мышей, — объяснил я. — Они специализировались на ограблении церквей по всей Европе. Никодимус нанял их несколько лет назад, чтобы они украли Туринскую плащаницу.
Эшер повернула ко мне голову:
— И что произошло?
— Они украли её втроём, — продолжил я. — Думаю, что они пытались задрать цену. Никодимус и Дейрдре убили двоих и убили бы Анну, не вмешайся я.
Её глаза чуть расширились:
— И теперь Никодимус хочет, чтобы она ему помогала?
Я тихо фыркнул через нос:
— Ага.
Эшер изучающе посмотрела на меня прищуренными глазами:
— О!
— Что? — спросил я её.
— Просто… восхищаюсь подобной манипуляцией, — ответила она. — То есть я её не одобряю, но она полезна.
— И чем же? — поинтересовался я.
— Разве не понятно?
— Я стараюсь не думать подобным образом, — ответил я.
Официанты сняли крышки с серебряных подносов с мясом, и уже через мгновение до моего носа донёсся аромат жареной курицы и говядины. Мой желудок громко заурчал. Я уже очень долгое время питался тем, что готовил себе в камине. Голод это конечно утоляло, но, учитывая мои кулинарные навыки, настоящей едой это было назвать сложно. Шведский стол источал такие соблазнительные ароматы, что я уже почти готов был услышать звук капающей из моего рта слюны.
— Если ты не будешь так думать, то кто-нибудь это сделает за тебя, — сказала Эшер. — Если не останется ничего иного, то тебе придётся защищаться… Эй, ты тоже проголодался?
— Угу, — произнёс я в ответ. — Плюс у нас, по всей видимости, образовалось свободное время, которое нужно как-то убить.
— Значит, мы не испортим репутацию, совершив набег на шведский стол?
— Даже Питт и Клуни должны что-то есть, — подтвердил я. — Идём.
И мы совершили набег на шведский стол. Я наполнил свою тарелку, надеясь, что это всё-таки умеренная порция. Эшер же не сдерживалась. Она взяла всего понемногу, жадно нагромождая еду в тарелку. Мы прошли к одному из столиков, расположенных по краям банкетного зала, а музыкальная группа начала играть следующую композицию. Я выбрал столик, который давал нам обзор двери, и принялся ожидать прибытия Анны Вальмон.
Прошло несколько минут, а она так и не появлялась, в то время как прибыло несколько чикагских знаменитостей, а численность людей в зале понемногу начинала увеличиваться. Прислуга отеля принялась принимать верхнюю одежду и сновать по залу с подносами, уставленными едой и напитками, а официанты начали бойко курсировать туда и сюда через служебные входы, подобно маленькой армии муравьёв-рабочих, практически мгновенно устраняя ущерб, причинённый количеству блюд на шведском столе. Это занятие казалось столь важным для них, что я уже подумывал о том, чтобы внести свою лепту в разорение шведского стола — просто чтобы дать им шанс снова всё исправить, сами понимаете. Я стараюсь быть добрым к людям.
Я как раз брал свою пустую тарелку, чтобы продемонстрировать сострадательную гуманную сторону себя, когда женщина из персонала отеля мягко тронула меня за руку и произнесла:
— Простите, мистер Оберхайт? Вас зовут к телефону, сэр. Телефонный аппарат здесь рядом.
Я поднял взгляд на девушку, вытер рот салфеткой и произнёс:
— Хорошо. Покажите, где. — Я кивнул Эшер: — Я скоро.
Я поднялся и проследовал за служащей к занавешенной нише в углу, где и находился телефон. Тут мы находились в относительном уединении от остальных присутствующих в зале.
— Мисс Вальмон, — обратился я к служащей отеля, когда мы оказались одни. — Рад вас снова видеть.
Анна Вальмон обернула ко мне своё лицо, одарив меня небольшой и не особо приятной улыбкой. В последний раз, когда я её видел, она выбелила свои волосы перекисью. Теперь её волосы стали чёрными и были подстрижены в стиле опрятного пажа. Она стала ещё стройнее, чем я помнил, даже чересчур, став похожей на молодую дикую кошку. Она всё ещё выглядела миловидно, хоть её черты и растеряли признаки бурлящей юности, а взгляд стал более жёстким и опасливым.
— Дрезден, — произнесла она. — "Мистер Оберхайт", серьёзно?
— Разве я хоть раз критиковал твои псевдонимы? — спросил я в ответ.
Мои слова вызвали у неё улыбку.
— Кто эта стриптизёрша?
— Ты её не знаешь, и шутить с ней не стоит, — ответил я. — И ты так говоришь «стриптизёрша», будто это что-то плохое. Как у тебя дела?
Она порылась в своей тунике и осторожно достала тщательно запакованный конверт.
— Ты принёс мои деньги или нет?
Мои брови полезли на лоб:
— Деньги?
Она опять мне улыбнулась, но улыбка вышла какая-то кривоватая.
— Дрезден, мы с тобой давно знакомы, но на халяву я не работаю. И я не собираюсь торчать тут и трепаться. Люди, которым я перешла дорогу ради вот этого, не склонны к всепрощению. Они гонялись за мной всю неделю. Конверт сделан из воспламеняющейся бумаги. Выкладывай бабло, или информация превратится в дым вместе со мной.
Мои мысли понеслись вскачь. Никодимус придумал работу для Анны Вальмон. Это был единственный способ точно знать, что она придёт и встретится с парнем с розой цвета вечерней зари. Значит, не исключено, что информация, которую он у неё попросил, тоже была важна.
Я быстро оглянулся по сторонам. С этого места не было видно нашего с Эшер столика, да и самой Эшер тоже. Я вновь повернулся к Вальмон:
— Давай, быстрее, уничтожь его.
— Ты что, думаешь, я не сделаю этого? — спросила она. Затем замерла и нахмурилась: — Подожди-ка… В чём подвох?
— Нет никакого подвоха, — ответил я вполголоса. — Послушай, Анна, здесь много чего происходит, но на объяснения нет времени. Сжигай информацию и сваливай. Нам обоим от этого будет только лучше.
Она наклонила голову, и выражение её лица внезапно стало скептическим. Конверт она прижала к себе в инстинктивном защитном жесте.
— Ты дал мне сто штук вперёд и обещал ещё сто за доставку, а теперь говоришь избавиться от информации? Не думаешь же ты, что это единственная копия?
— Не я тебя нанял, — с нажимом произнёс я. — Адские колокола, да ты как-то украла мою машину. Разве похоже, что у меня водятся такие деньги? Я просто парень на подхвате, и тебе не стоит присоединяться к этой команде. Убирайся отсюда, пока не поздно.
— Я сделала работу и получу свои деньги, — ответила она. — Хочешь уничтожить информацию, ну и отлично. Но сначала заплати. Сто тысяч долларов.
— А как насчёт двух миллионов? — спросила Эшер. Она проскользнула в нишу с бокалом шампанского, на ободке которого не было ни следа помады.
Анна резко посмотрела на неё:
