Иней Олненн - Цепные псы одинаковы
— Заведет он нас, ох, заведет…
Чуял Ян, что, если бы не кармак, зашевелились бы волосы на голове, а Ингерд безрассудно ломится вперед, будто собственный страх его плетью подгоняет. Потихоньку заныла душа, заболела, ибо нечто чужое, неведомое принялось стучаться в нее, сильно стучаться, до боли. Вокруг шепталась листва, как будто слышалась чья-то речь, ее хотелось понять. Запахи в воздухе витали непривычные, Ингерд готов был поклясться, что чует соленый ветер далекого Моря и терпкий аромат снадобий. А Ян, видно, распознал что-то свое, потому как ноздри его затрепетали и вспыхнули глаза. Ни одного вечувара не встретили они, зато замечали среди деревьев чьи-то призрачные тени, верно, ведуны наблюдали за ними. Солнечные лучи зажигали рыжие чешуйчатые стволы золотом, и нагретая смола медом стекала вниз. И только было Ян подумал, что не так ужасен этот лес, как рассказывают, и заходить сюда можно по случаю, как ноги его вдруг подогнулись, и от ног, все выше и выше, к самому сердцу змеей холодной страх пополз, от которого свело нутро и голова закружилась. Ухватился Ян за молодую рябину, чтоб не упасть, но не выдержала рябина, надломилась, и Ян сполз на землю. Мельком увидел Ингерда, который на одно колено опустился и подняться силился, да только сила, к земле их пригнувшая, больно могучей была. Закружился лес перед глазами Яна, и увидел он много-много ведунов, что стояли, вечуварам подобные, и на него смотрели, а в волосах, ниже пояса длинных, зеленые огоньки вспыхивали…
— Дельвеле.
Ян услыхал это слово, оно вспороло багровую темноту, застившую глаза, оно прогнало страх и вернуло жизнь. Сперва Ян не мог понять, кто он есть, а потом вспомнил свое имя. А как свое имя вспомнил, тут же обратно в человека обернулся, а до того был он осиной, даже горький привкус во рту остался. Рядом Ингерд на ноги поднялся, удивленный, и оба на эриля уставились, беспомощные.
— Ты заколдовал нас, — прохрипел Ян, язык почти не слушался его.
Эриль сердито сверкнул на него глазами:
— У тебя кроме колдовства на уме еще что-нибудь есть, Ян Серебряк?
— Нету, — честно ответил Ян. — Сейчас нету.
Эриль покачал головой.
— Никогда не думал, что в человека столько страха вместиться может. Это твой собственный страх, аюл! Уж не знаю, что ты там себе напридумывал, но этот страх чуть не убил тебя.
— Так что ж, — догадался вдруг Ингерд, — если б я не боялся, то смог бы по твоему лесу беспрепятственно ходить? И ты не наказал бы меня за это?
Эриль поглядел на него.
— Страж этого леса — внутри каждого, кто входит сюда, — сказал. — И только он решает, впустить тебя или нет. Это древняя защита, и она не причинит тебе вреда больше, чем ты сам себе можешь причинить. Ладно. За мной ступайте.
Поплелись за ним Ингерд и Ян, еле ноги переставляют и потихоньку к худшему приготавливаются.
— Чует мое сердце, не выберемся мы отсюда, — пробормотал Ян. — Зачем мы здесь?..
Вечереть стало, долго они шли, по сторонам озираясь, меж корней да под низкими ветвями тени копиться начали, взялись за ноги цепляться. Эриль Харгейд шагал вперед широко, только белые волосы плескались по спине, и заходящее солнце вспыхивало в них искрами.
И вот выросла перед ними скала, вся ольшаником да калиной заросшая, а кое-где кривые ели за камень корнями зацепились да так и росли — в тесноте, да не в обиде. Эриль скоро на эту скалу взобрался, а Ингерд и Ян отстали и на самый верх едва ли не ползком заползли. И оказалось, что никакая это не скала, а стена крутая, из огромных глыб сложенная, и была она такая высокая, что дух захватывало вниз глядеть, и такая старая, что лес давным-давно накрыл ее деревьями и травой. Ингерд на ноги встал, рукавом пот с лица вытер, да так и застыл на месте, будто заклятье на него наложили. Ян руки поднял, чтобы волосы под кармак заправить, и замер, но не колдовство тому причиной было.
Стоят они на краю стены, а стена в кольцо изломанное замыкается, а в середине кольца того — ни травинки, ни кустика, один песок, а на песке — нет следов ни человеческих, ни звериных, ни птичьих — никаких. А стоят на том песке исполинами девять черных камней — каждый как врата в зимнюю ночь безлунную, и каждый всесильными Рунами отмеченный. Закатное солнце сползало по ним алыми потоками, а ветер кружил песок и пыль у их подножия и приносил оттуда могильный холод и болотный запах остановившегося времени.
— Что это? — прошептал Ян.
Он стоял на краю обрыва, весь как натянутый лук, и в расширившихся глазах его плясали тени угасающего дня.
— Это сердце нашего мира, — тихо сказал Ингерд. — Никто и никогда не видел его. Зачем ты показал нам его, колдун?..
И эриль Харгейд ответил:
— Когда-то давным-давно нашу страну населяли одни звери и птицы, они жили много лет, а людей не было вовсе. Потом пришли три брата и пожелали заселить эти земли людьми. Светлоликий и Темноликий сплели из трав прочную сеть и накинули ее на леса, луга, озера и реки. Много живности попало в их сеть, а стали тащить — порвалась сеть, и вся добыча поразбежалась. Вся, да не вся: медведь попался, кабан, огненно-рыжий лис, тур ветвисторогий, снежный барс, лесная куница да волк с черной шкурой, запутались крыльями серебристый сокол и зоркий орел, а с ними вместе выдра, желтоглазая рысь, росомаха да маленькая испуганная мышь. Ударили братья по рукам, и обратились звери и птицы в людей, и от них пошли другие люди, они собирались в роды и всегда помнили, кто их предки. Братья научили людей возделывать землю и растить хлеб, ловить рыбу и охотиться. Они научили их строить дома, шить одежду и разводить огонь. Опять ударили братья по рукам, остались довольные своей работой и прилегли под березой отдохнуть. Пришел тут младший, Багряноликий, брат, посмотрел на людей и увидел, что живут они в согласии, но души их окутаны туманом. И пожелал младший дать им Знания. Собрал он листья с ольхи, рябины, тиса, яблони и падуба, добавил к ним листья с той березы, под которой спали его братья, перемешал их хорошо и бросил по ветру. Ветер закружил листья, упали они на землю и обратились в Тех Кто Ведает — в ведунов. Рассказали ведуны людям про Небо, про Землю, про Море, про Горы, и лишились люди покоя, захотелось им дознаться до сути. То желание довело их до споров, а споры — до драк, и поднялся шум, и проснулись от этого шума старший и средний братья. Увидели они, что творится меж людей, ими созданных, рассердились на младшего брата и в гневе убили его. Тело разрубили на куски, каждый кусок обратили в камень, поставили камни кругом и произнесли над ними страшное заклятье, что оживить камни может только кровь маэра — избранного, но такой день станет последним для людей. И сделали разгневанные и обманутые в своих замыслах Темноликий и Светлоликий братья людям последний дар: научили их изготовлять оружие и воевать друг с другом. После этого в последний раз взглянули на творение рук своих и ушли — светлоликий в Теплое Море, Темноликий — в Белое, предоставив людей самим себе.
