Светлана Гамаюнова - СКАЗКИ ПТИЦЫ ГАМАЮН
У нас даже столичные да знатные останавливаться стали, я несколько комнаток с особым комфортом обставила. Муж выручку считает, вроде бы радоваться должен, а он это все как должное принимает.
Через время стала его подговаривать построить трактир побольше да поуютнее, да и свой дом пора бы построить, что в трактире в маленькой комнатке ютиться. Только он мне говорит: тебе надо, ты и строй. Мне и так хорошо. Ладно, не воспрещают, так и прокрутимся. Стала у селян, что сильно спешат домой, товар брать, да своего человека на рынке поставила им торговать, какая-никакая копейка пошла, дом новый заложили, придумала, какой он будет, землю под еще один трактир прикупила, потом стройку начала. Все ладится, энергия через край бьет, людям улыбаюсь, а они мне.
Мне уже за двадцать перевалило, я расцвела вся, приоделась, мужики все чаще засматриваться стали, только муж совсем мне улыбаться перестал. Ни слова доброго не скажет, ни приголубит. Только и грело, что людям труды мои небезразличны. Ничего, моей любви на двоих хватит, я сильная да ловкая, удачливая. Вот уже и в доме своем живём, и трактиров два, один для люда попроще, второй с приличными комнатами, где и дворянину остановиться не зазорно. А я все придумываю, какое бы дело еще затеять. Открыла школу кухарок, они и учатся, и мне помогают, опять же деньги, лучших учениц себе оставляю. Все в радость, только мужу никак и ничем не угожу. Я уж и так, и эдак, и про деток стала поговаривать, ведь года-то идут. А он – как ты работать-то с дитём будешь. Подождем.
Семь лет прожили. Да и не только ради денег я занятия придумывала. Хотелось и самой почувствовать, что могу что-то сделать путёвое, чтобы людям радость и особливо муж похвалил, погордился: вот какая у меня жена хозяйственная да умелая. На все глаза закрывала – что горничных тискает, что барышням богатым странные, лукавые улыбки посылает, что выпивать стал, что до всего нашего дела ему интереса нет, скучно оно ему. Но ведь муж, да еще красивый, желанный. Только не греет он меня своей любовью. Ничего, сама его согрею, я все могу, я сильная, вон сколько всего напридумывала. Вперед, улыбнемся, песню вечером со сказителем споем, да и расшевелим любого унылого, еще и танцевать заставим. Но вот вдруг (не люблю я это слово) муж присаживается за столик и говорит так спокойно-спокойно:
– Устал я от тебя, Стеша. Другая приглянулась, уходила бы ты отсюдова. Она молодая, богатая, отец ее в столице не последний человек, продам всё, уеду туда и новую жизнь начну, столичную, отдохну от этих твоих постояльцев, надоели – жрут да пьют, я возвышенного хочу, необычного. Да и в постели Кларочка уж больно мастерица, не то, что ты, дура деревенская, тонкостям искусства любви необученная.
Как сказал он это, так сердце мое будто Морана-смерть в полон взяла. Биться бьется, а не чувствует ничего – ни горячего, ни холодного, ни боли, ни радости. Только и спросила:
– А я куда же?
– А вот это меня не касается, ты ловкая, что-нибудь да придумаешь. Только имущество все мужу принадлежит. Ты тут никто, и зовут тебя никак. Мое все по закону, всё имущество за мужем записано. А ты? Вон светлый лорд на тебя глаз положил, можешь к нему в полюбовницы идти, только кому ты больше, чем на три раза в постели потешиться, нужна, нет в тебе женской силы, что мужиков держит. Пустая ты, а в постели, что кукла.
Это я-то кукла? Когда я от одного взгляда, от одного прикосновения его загоралась, и внутри вся таяла, только бы приголубил, в постели согрел. Я даже не заплакала, отвернулась и пошла. Три дня под лестницей в трактире для посетителей попроще, где он и не бывал уже, пролежала, будто окаменелая. Сердце вообще льдом обросло. Любила я его сильно. Не поверила сперва, что такое быть может. Что ему нужно, моей же любви на двоих хватало? Можно было, конечно, к градоначальнику пойти, может, какое имущество и оставили бы мне, да и вообще, может, бросать бы меня запретили, я этими законами не интересовалась. Мысль одна крутится – уйти, ну не из жизни, конечно, грех это, а далеко, будто и не жила здесь никогда. В деревню не возвращусь, родителей позорить, а куда?
Вышла вечером – то ли я живая, то ли призрак, шататься не шатаюсь, а улыбнуться не могу. Тут один сказитель сидел, часто к нам захаживал. Увидел меня и говорит:
– Ты ли это, Стеша? Так все плохо?
– Может, и не я, – говорю, – кто знает.
А он посмотрел на меня, накрыл руку своей рукой и сказывает:
– Чтобы сердце разморозить – у тебя один путь. Если угодно будет богине Макоши, направит она твоего коня в место, где Велес в дикой охоте в зимнюю ночь пролетать будет. На восток надо ехать, там находится место – Перекресток, или Перехлестье миров называется, там судьбы меняются, сердца отогреваются, много чудес происходит. Поезжай. Если тебе путь дадут, многое может измениться.
Посмотрела я на него, и как кто-то толкнул меня в плечо. Ступай, мол. Собралась я быстро, побросала немного вещей в котомку, деньги, благо дело, были собраны, в новое дело собиралась вложить, вышла на конюшню. Взяла коня, вскочила в седло и поскакала. Ничего не боялась – ни разбойников, ни голода, ни холода. Сердце-то замороженное, не чувствует ни боли, ни опасности. Вот сюда попала. Клевенс говорит, что так всегда и бывает. Когда сильная любовь рушится, когда великий обман совершается, сердце каменеет, замерзает. Вот сижу, жду чуда, как и все здесь.
И она замолчала.
Я сидела и не могла ничего сказать. Словом не согреть такую душу, сердце не разморозить. Только надежда может ещё тело в живом состоянии держать.
– А когда эта охота будет? – спросила.
– Да кто его знает, даты и времена не писаны богам. Говорят, зимой. Велес каждый год недалеко от этого приюта пролетает. Я жду. Ещё кто-то должен дорогу до места указать.
Передо мной сидела молодая и, видимо, красивая женщина, только жизни в ней не было, одна боль. Сильная боль.
– Раз Клевенс говорит, значит, действительно чудо может случиться. Да и Макоши подуше люди, которые способны, оставляя за спиной прошлое, двигаться вперед, не теряющие надежду даже в самых безнадёжных ситуациях. Ты же знаешь, что божественная нить лежит только в основе твоей судьбы, но день за днём каждый сам сплетает кружево своей жизни. Многое зависит от нас самих. Я вот тоже не знаю,никто я, ни откуда родом, но я знаю, что полотно дороги приведёт меня в прекрасные края, что увижу удивительных людей, встречу своего суженого, да много ещё встретится самого разного – и плохого, и хорошего. Путь есть путь, и я уверена, что смогу по нему пройти с открытыми глазами.
– Вот еще Клевенс посоветовала мне напевать песню, когда становится совсем грустно. Знаешь, помогает.
И она тихонько пропела очень незатейливые слова.
