Дмитрий Вернидуб - Корона Лесной феи
Сначала за наглецом пытались гоняться фрейлины-хойбихи. Они сбегались на Пинин гневный визг и начинали преследование. Но Санитар ловко уворачивался, иногда даже кусался и неизменно уходил от любой погони.
— Ах ты, вор пальмовый! — вопила Пина. — Взять его!
Но «взять» никак не удавалось. Санитар исчезал так же неожиданно, как и появлялся. Тогда принцесса-фея, окончательно разочаровавшись в прислуге, собственноножно стала гоняться за полосатым ворюгой. Дело пошло на принцип: Санитар охотился на запрещенные сладости, а Пина охотилась на Санитара.
Дурацкие игры в салочки не прошли для больной бесследно. Четырбок отмечал явные улучшения. Речь и движения пациентки перестали быть вялыми, вес резко уменьшился, а в глазах появился охотничий блеск. И вот что удивительно: занимаясь преследованием енота, Пина стала забывать даже про плановые обеды. С утра, кое-как позавтракав, она выходила на тропу войны.
Вскоре Санитару все реже удавалось предпринимать свои опасные вылазки. Хитроумные ловушки, петли, клейкие коврики, звенящие банки заполонили коридоры и комнаты дворца. А в тронном зале дежурила сама принцесса-фея, вооруженная арбалетом.
В последний приход Четырбока енот был на грани капитуляции. Он был зажат в хозяйственной части дворца, около кухни. Эскулап, весь облепленный клейкими ковриками и гремящий банками, сунувшись на кухню в поисках Пины, чуть не получил стрелу в голову.
— А, это вы, любезный! — кровожадно процедила воительница. — Как там погодка?
Вторая стрела была выпущена в скрипнувшую дверь одной из кладовок. После чего, учуявший приход доктора, немного потянув время, Санитар выбросил белый флаг.
Когда боевой пыл принцессы-феи немного улегся, Четырбок повел Пину в потайной погреб. Там на многочисленных полочках аккуратно были разложены трофеи «отнимателя»: засохшие пирожные, булочки, бутерброды, вазочки с растаявшим мороженым.
— Вот видите, милочка, — назидательно произнес Четырбок, — все это вы хотели скушать. Теперь же, — доктор поправил пенсне, — мы с большой долей утерянности… Или умеренности?.. В общем, рад сообщить, что ваше недоумение… Гм, то есть недомогание прекратилось. Теперь и в Расшир не стыдно возвращаться. Поздравляю, голубушка!
* * *А в это время, кроители выстраивались в шеренги и замирали, с фанатичным обожанием взирая на Правителя Дерга. Правитель приказал устроить смотр войскам на площади перед ласиотским портом.
За несколько месяцев численность новой армии выросла втрое. И не удивительно. Ведь островитяне, вступившие в ряды сторонников «справедливого распределения», получали еженедельный запас усмарила и список разрешенных заклинаний, утвержденный Правителем. Список охватывал все потребности съедобного и несъедобного свойства, в полной мере удовлетворяющие представлению хойбов о безбедной жизни.
«Пришельцы хотят отнять у вас ваши привилегии! — потрясал кулаками бывший предводитель повстанцев с острова Синей ящерицы. — Вы готовы сражаться за сытный обед и за вашего Правителя?» И солдаты, вздымая вверх копья, орали: «Да-а-а!»
Однако Правителя боялись больше, чем любили. Он все больше и больше напоминал прежнего Верховного консула Мазлуса Горха. Глаза Дерга метали молнии, а каркающий, с недавних пор, голос леденил душу. Сомневающиеся и недовольные вокруг него давно уже перевелись — всех извели новые приспешники, объявляя врагами народа.
После того как Правитель Эль-Бурегаса обрел физическую неуязвимость, пришедшую с опрометчиво подаренным Олли талисманом, слова его стали похожи на стрелы, а жесты — на повадки хищного зверя. Старческую немощь как ветром сдуло. Властная энергия пожирала мысли и внутренности, стремясь вырваться наружу и сметая все препятствия на пути к желанной цели — могуществу.
Но открыто действовать Дерг пока не мог — пришельцев все еще приходилось опасаться. Осторожность и интуиция бывшего повстанца подсказывали: еще не срок. Тайно заключив перемирие с остатками Ордена уклистов, губернатор, словно паук в темном углу, плел сети заговора.
И вот, наконец, когда сдерживать гнев и жажду власти уже не было сил, пришло внезапное озарение. С Дергом заговорили. Произошло это в тот памятный день, когда в Ласиоте состоялась казнь Горха. Гроза, пролетевшая над столицей, ударила в сердце Правителя черной молнией. «Отныне ты мое отражение на земле!» — прошептал ледяной Голос.
Ворвавшийся в сознание черный вихрь превратил испепеляющее внутреннее напряжение в холодную, уверенную ненависть. Дерг успокоился, обретя поддержку зовущегося Великим Господином. Теперь он никого не боялся и действовал так, как ему советовал Голос.
* * *В одно прекрасное утро вопреки советам друзей оставшаяся на Эль-Бурегасе Пина не смогла найти ни одной фрейлины. Она была возмущена — все покои оказались подозрительно пусты. Наконец, обойдя все и заглянув для порядка в купальню и кладовые, принцесса-фея сделала очевидный вывод: «Удрали, поганки бледные!»
В последнее время она стала замечать, что ее приближенные ведут себя как-то не так, без обычного благоговения и предупредительности. Да и вид их, встревоженный и бледноватый, наводил на всяческие подозрения. «Хм, — решила она, — наверное, заразу какую-то подхватили, дуры толстопятые». И успокоилась. А вот этого как раз и не следовало делать.
Если бы Тинина сестра не была так занята собой, то она заметила, что на улицах Ласиоты происходит что-то странное. Но вид с террасы оставался прежним: вдалеке все так же синело море, а перед воротами спокойно прохаживалась стража. Иногда, правда, топот множества обутых ног и непонятные выкрики наводили на мысли о постыдной дремучести местного населения, но и только.
Прикусив от злости губу, Пина вышла на террасу кликнуть стражников. Она уже открыла рот, чтобы послать их за беглянками, но вдруг осеклась. У ворот стояла чужая охрана. Хмурого вида хойбы, скорее всего, из племени вислоносых, подняли головы и уставились на нее недобрыми глазами. На рукавах у них белели повязки с изображением синего ромба — так на архипелаге обозначали усмарил.
Увидев кроительский знак, Пина опрометью бросилась в кладовые. Замок на заветной двери был сорван, а запасов усмарила как не бывало. «Воры! Обокрали! — закричала принцесса-фея. — Коварный Дерг упер мой усмарил!» Однако долго метаться в слезах ей не пришлось — в покои вошли вислоносые, и их командир объявил, что именем Правителя Эль-Бурегаса особа по имени Пина Уткинс арестована и лишена всех должностей и титулов. Возмущению Пины не было предела.
— Это я-то особа? Да я… Да я вас в студень! Да я вас в замороженной горчице замурую, а после запеканку сделаю!
