Надежда Тутова - Уж замуж невтерпеж
— И тебе здоровья, волхв Нэра, — отозвался Гудраш. — С просьбой мы, волхв.
Волхв? И как я сразу не догадалась? Оправданием может послужить лишь то, что я до сих пор никогда не сталкивалась с магами, волхвами и прочей промагической братией. Почему-то в этот момент, хотя Гудраш точно ничего не говорил, взгляды практически всех присутствующих обратились к моей скромной персоне. Ах, ну да, забыла: меня же, когда мы вошли в кольцо дубов, буквально пополам согнуло — это теперь я поняла, что от магии.
— Проблема у нас… — малопонятно выдал Гудраш и кивнул на меня, благо стоящую почти без помощи.
Волхв заинтересовался мной — плохо. Я всегда боялась опозориться в приличном обществе: вдруг чихну или икну, или еще чего похуже… В этот же раз я безумно была рада невероятно громкому урчанию голодного желудка!
— Э… мы ж без завтрака, — почему-то смущенно выдал стоящий рядом Карика.
— Вы голодны? — удивился, причем искренне волхв. — Это проблема?
— Нет, почтенный, совсем нет… Но покушать бы не мешало, — тактично, как ему казалось, вмешался Гудраш.
— Что ж, Гудраш-и-Грамдор, время обеденное… — пожал плечами Нэра и широким жестом обвел нашу живописную группу, приглашая к трапезе. — Прошу отведать с нами, что Тишжта послал.
Сказал и направился вглубь поселения. Разбойники, а значит и мы с Фларимоном и Лойритом, отправились вслед за ним.
Нэра жил в большом просторном доме из четырех комнат, во всяком случае, именно столько я успела заметить. Первая комната — большая с четырьмя деревянными идолами по углам, в нее попадаешь прямо с порога, она же трапезная и гостиная: длинный стол и лавки у стен явно подтверждали мою мысль. Вторая комната — молебная: множество полок со свитками и книгами, а по центру деревянное возвышение. Третья комната — кухня: небольшая печь у задней стены, корыто, плошки на полочках, ложки и ковши в лоханках. Четвертой я не видела, только дверь в нее, наверное, это спальня волхва. По пути к дому Гудраш что-то рассказывал волхву, активно размахивая руками и постоянно указывая в мою сторону. Волхв оглядывался и со значительным видом кивал. Как хороший хозяин, волхв сразу же усадил нас за стол и позвал кого-то:
— Ёшжи, гости у нас!
На его зов явилась женщина средних лет: волосы спрятаны под косынку, длинный сарафан и рубаха с рукавами до середины кисти — все того же древесинного цвета. Коротко поклонившись, она поспешила на кухню. Носом почувствовав, что должна проявить солидарность, я поднялась с лавки и, пошатываясь, направилась за ней (именно так я и увидела все комнаты).
— Вам помочь? — хрипло, но вполне различимо удалось мне спросить у женщины.
Та, мельком глянув на меня, отмахнулась:
— Что ты, девонька. Иди и отдыхай, я тут сама управлюсь.
С чувством выполненного долга я поплелась назад. Эх, мне бы сейчас в постель… Даже не в ванну: от теплой воды вполне могу заснуть там.
А Ёшжи и впрямь справилась сама, да еще и быстро: в миг стол был накрыт льняной скатертью, расставлены разносолы в деревянных плошках, ложки, о чудо, тоже были положены — деревянные с черенком в виде дубового листа (вот откуда такая у разбойников!), выставлены два больших запотевших кувшина с запахом меда (Карика облизнулся: "Это тебе не грушняк — траву добавлять не надо!" Вот это уже интереснее лично для меня: получается в том питье, с которого меня унесло, был не чистый алкоголь, а добавлены какие-то травы! Надо бы узнать какие, так сказать, на будущее, чтобы больше не попадаться на подобное!). Волхв ровно кивнул и сложил руки на груди, наверное, для молитвы. Ну, так и есть: не сказать чтобы тихо, но и не слишком навязчиво забормотал:
— Тишжта, да пребудет благость Твоя, яко солнце с нами, да приидет святость Твоя, яко свет к нам, да родится сила Твоя, яко день новый поутру…
Странно он молится… Пастырь Никим всегда обращался к Всевышнему не так: более ласково, с большей надеждой и верой что ли… Хотя, подождите-ка… Если я не ошибаюсь, а такое вполне может быть, волхв сейчас молился не Всевышнему, а некоему Тишжта или Тишжте… Когда-то очень давно от папа я слышала, что не все люди верят во Всевышнего, и Старая Мать здесь не причем. Я тогда не поверила, да и, что скрывать, не задумалась вообще — разве нужны десятилетней девочке такие теологические проблемы? А вот теперь жалею и даже очень, что не могу повернуть время вспять или хотя бы вспомнить, что говорил папа тогда. Почему жалею? Все очень просто: вдруг это какие-нибудь женоубивцы или еще чего похуже, а я тут как больно умная глаза мозолю?! Уйти бы, да сил нет: противная слабость и тошнота накатываются с новой силой. Откровенно говоря, мне уже не до разносолов, которые я даже различить не могу: то ли грибы, то ли огурцы, а может даже мясо… Все плывет, будто в танце мир кружится, желая и меня вовлечь, а я все стою в сторонке и смущенно смотрю на круговерть цветов, запахов и звуков.
А Нэра закончил молитву и спокойно приступил к трапезе, наверное, даже давно — я слишком сильно увлеклась оценкой собственных ощущений, потому как плошка перед ним была почти пуста. Или он так мало ест вообще? С трудом оглядев разбойников, поняла, что это я зря: мало голова еще больше закружилась (я думала — дальше некуда…), так теперь и тошнота к горлу подступила — они так дружно чавкают, что… А вот Фларимон сидит угрюмый, как не знаю кто: глаза что-то высматривают на скатерти, либо он так тренируется в ясновидении, точнее пытается рассмотреть пол или собственные ноги через стол, брови нахмурены,
будто грозовые тучи сбились в стаю… Не могу… Нет сил: кажется я вот-вот упаду….
Я… среди людей, но отдельно от них… А есть ли «я»? Не знаю… Так забавно смотреть, как они суетятся: бегают, шумят… Или мне это только кажется?.. Меня куда-то ведут… По обрывкам фраз понимаю или догадываюсь, что в баню… В баню? Мне туда нельзя! Я же от жара могу умереть… или золото призвать… но скорее умру. Едва хватило сил отбиться: еще бы, при таком мычании бедные женщины ничего и понять-то не могли! Стоп, а откуда здесь женщины? Где я?..
Вода… теплая, мягкая… с запахом листвы… А я раньше и не замечала, что листва может пахнуть так нежно, робко, доверчиво…
…Меня опять куда-то ведут… Опять?.. Я что — уже куда-то ходила?.. Не помню… Две женщины трещат как сороки. Забавные: обсуждают чью-то свадьбу, причем охают и ахают так, что кажется будто весь мир пребывает то ли в скорби, то ли в недоумении.
— Бедная деточка: ни родни, ни друзей… — качает головой одна с большим деревянным кругом на груди, вроде бы Мадар.
— Да еще и у жениха нет каньярога! — в такт ей отвечает рыжеволосая толстушка, кажется Алев.
