Анастасия Вихарева - Всей нечисти Нечисть...
-- Изволь! -- Водяной протянул ему узду. -- Эта?
-- Она самая... -- растерялся Его Величество. -- Вы что же, можете...
-- Да не вором ли обозвать меня собрался? -- водяной протянул за уздой руку. -- Я назад ее верну. А про инцидент забудем.
-- Постой, -- остановил Его Величество. -- Зови коня! А хоть бы вон того, черного...
Водяной свистнул, и конь неспеша подошел к водяному. Тот, не торопясь, надел узду, протянув поводья Его Величеству. Подставил локоть. Его Величество проверил крепость узды, вспрыгнул на коня, и понял -- его конь! Сам он в государстве был одним из лучших наездников. Ай да конь! Всеми государствами управлять с таким конем!
Конь как-то сразу приосанился, взглянув на него лукаво, будто видел насквозь, и проговорил человеческим голосом:
-- Ну, погнали, Царь! Спорим, что сделаю круг и удержу тебя на спине и уроню на этом самом месте!
Ответить Его Величеству не удалось. Конь закусил узду и легко перекусил удило, оставшись без управления. Он подбросил его на спине, и поводья вылетели из рук, но удержал седока, поймав на лету. И скакнул конь в воду, и пронесся под водой, и охнул Его Величество, удивившись дворцам из камней самоцветов, и золотым монетам, выстилающим дорогу, и по воде, поднимая брызги, точно бабочка, порхнув над лилиями и лотосами, и снова не уронил седока. И скакнул на верхушку дерева, легко перемахнул через весь луг, остановившись на другой верхушке дерева, и бросился вниз как раз в том месте, где он сел, и позволил седоку упасть.
Его Величество кубарем прокатился по земле.
-- Что же ты, что же ты узду-то перекусил, -- водяной сокрушенно покачал головой, -- Ведь не молиться теперь, а плакать!
-- Он за узду потянул, она и порвалась! -- ответил конь, усмехнувшись.
Развернулся и неспешно присоединился к другому коню, хвостом и гривой подметая траву, которые не доставали до земли чуток.
-- Про старика не знаю, но вашей проклятой на таком коне тоже не усидеть, -- сказал Его Величество, поднимаясь с колен и отряхиваясь. -- Ей и на тяжеловозе не удержаться. Я вас не понимаю, имея такой... потенциал, вас бы на руках носили. Такому коню цены нет.
-- Так и ей, Манечке нашей, цена не более, -- сокрушился водяной. -- И человека, чтобы на здоровье пожаловался. Всяк поднимает на руки и с места на место переносит, туда-сюда, туда-сюда. А с Манечкой мы про болячки свои, про редьку с хреном, про соль в костях, про несытое житье-бытие. Вроде не переносили, а полегчало. И за болотом успели побывать, и по небу прокатились, и в Раю погостили, и в Аду помучались...
-- И часто вы с ней... так беседуете? -- поинтересовался Его Величество, усмехнувшись. Не прост был водяной, пожалуй, он вампира вокруг пальца обведет, тот и не заметит.
-- Да почти каждый раз, как топор в воду уронит, а не видит, куда упал. Стоит и щепки кидает, и вопит что есть мочи: "Дедушка водяной, забери мою худую жизнь, верни топор!" За худую жизнь мне топора не жалко. Бывало, замучу ее до смерти, а она кричит: еще, еще! -- и так самого замучает, сил нет уйти под воду. Куда уж там воду мутить! Поднимут рыбоньки мои золотые топор со дна, ну и посидим, поговорим о том о сем...
Его Величество побледнел и отвернулся.
Наскочил же! Откуда у проклятой столько умных мыслей, чтобы понять свое состояние и разобраться с тем, что вампиры ей ниспослали свыше? Знания это были чисто вампирские, которые охранялись пуще глаза. Сама она не догадалась бы, ума не хватит -- ей таблицу умножения суметь бы выучить. Садо-мазо пожалуй, не закроешь, их не только вампиры, их люди боялись, как огня, не зная чего ожидать. Прощай вампир -- когда проклятый заболевал такой болезнью. Он боролся за свою жизнь самым непредсказуемым образом: проходил все стадии проклятия, которые накачивали его половину ментального поля либидо, которое должно было поднимать у человека желание умереть, а у вампира желание от проклятого избавиться. Чаще это происходило, когда вампиры доставали не ту душу, и проклятый, имея в себе Проклятие, не имел Зова. И еще хуже, если он сам случайным образом имел в себе Проклятие на вампира.
При воспоминании о проклятой, живот свело судорогой.
"Сука!" -- подумал он в который раз. Сразу захотелось проснуться: от земли этой, от водяного с кряжистым, от изб, от дурманящего аромата трав и цветущих плодовых кустов, от жары, которая плавила тело, так что спина рубашки промокла насквозь -- этого не должно было быть! А вдруг произошла ошибка? Но ведь сто раз проверяли. Это она была связана с ним, а, значит, не существенно, ошибка исключается. Так, что дальше? Зов работает, иначе... "Что иначе, разлюблю жену? Никогда! Удавлюсь и удавлю!" Может быть, не так как раньше, но мыслей о других нет, чувствовал он только ее. Мысли о смерти? В конце концов, и вампирам не вечно быть молодыми, тем более ему, который даже не вампир пока.
-- Скажи-ка, любезный, а мы... нашего роду племени приходят ли сюда? -- спросил он напрямик без обиняков.
Водяной глянул на него изумленно.
-- Как сказать... -- развел он руками. -- В руки не даются, но молитву терпим. Все как-то веселее... С Манечкой они...
Его Величество в который раз почувствовал, как продрог до костей. Он спрятал руки под столешницу, чтобы кряжистый и водяной не заметили, что они начинают дрожать. Так, значит, вампиры все же были. Но как жили-то здесь? Может, поэтому бывают здесь так редко, что жить приходится в другом месте? Выходит, Ее Величество опять права. Он вконец запутался. Или водяной нес околесицу, или говорил правду, но не всю.
-- А кто тут у вас за главного? -- спросил он, взглянув на кряжистого и водяного исподлобья.
-- Мы все... сами по себе и как бы вместе. Главное не нарываться, а то мы когда боимся, нас несет! -- разоткровенничался водяной. -- Ведь если Манечку убьют, мы сиротами останемся! -- он пролил слезу и высморкался. -- Но когда горе на горе, разве ж богатырке нашей дома усидится?
-- Значит, что же... она у вас вес имеет? -- удивился Его Величество. -- Кому она нужна? Кто бы слушать стал? Это у нас с ней горе, а без нее и горя нет!
Принять проклятую как человека, с которым запросто могли иметь дело, голова отказывалась. Тело отяжелело, голова стала мутной, не своей, в глазах появился песок.
-- А как же без весу-то? -- водяной выпучил глаза, будто увидел чудо. -- Это я легонький... Так, я не мерил себя сегодня, -- спохватился он, обернувшись к кряжистому, который, усевшись за стол вразвалку, молча наблюдал за Его Величеством, не скрывая ехидства.
-- А горе у вас, что правда, то правда, -- согласился кряжистый, посмеиваясь. -- Но ведь это с чьей точки зрения посмотреть!
-- Ну, не за главного же?! -- воскликнул Его Величество, совсем сбитый с толку. Похоже, оба уродца принимали его слова в том значении, в каком они употреблялись применительно к объекту. Вес у чудовища был, и надо полагать, не меньше, чем положено иметь человеку. Тростинкой, какой была его жена, не многие умудрялись остаться до ее возраста.
