Даниэл Уолмер - Чаша бессмертия
В тускло мерцающем шаре Конан мог разглядеть, как мрачный молодой жрец с землистым цветом лица медленно идет вдоль выстроенных на крепостной площади пленных. Судя по светлым и рыжим головам, то были уроженцы Ванахейма или Асгарда. Поодаль, с гранитного возвышения в форме усеченной пирамиды за процедурой наблюдала Великая Жрица. Еще дальше полукругом замерла любопытствующая толпа.
— С мужчинами было проще, — продолжала рассказывать Иглл. — Обычно я предлагал отдать себя в жертву Лухи добровольцу. Чаще всего в толпе пленных оказывался один, а иногда и несколько, кто готов был принять смерть. Именно такой мужчина был наиболее бесстрашным и благородным, и такой жертве Ледяная Лухи радовалась больше всего. Если добровольцев оказывалось несколько, бросали жребий… Случалось и так, что мой призыв оставался без ответа, и все мужчины молчали, потупившись и не глядя ни на кого. Тогда я делал следующий шаг. Предлагал самому сильному и храброму из них сразиться с богатырем Баггу. В награду, если Баггу будет побежден, я обещал смельчаку свободу. Также я обещал освободить и всех его родственников и друзей…
Я ничем не рисковал при этом, ибо Баггу был мертвецом, ожившим от моих чар, и подчиняющимся моим приказам мертвым гиперборейским воином. Когда он был жив, его силе не мог противостоять никто, он один сражался с десятерыми. Мертвый же — стал совсем непобедимым, ибо не страшился больше ни ран, ни потери своих членов, ни самой смерти. Пленные не знали об этом, и всегда находился какой-нибудь рослый молодец, желавший скрестить мечи с Баггу. Мертвец только ранил его, но не убивал, и раненая жертва доставалась Ледяной Лухи. Такой жертве Лухи радовалась меньше, чем целой и здоровой, но все-таки принимала ее.
…Мертвый воитель Баггу был высоким — даже по гиперборейским меркам — сутулым мужчиной, с волосатой грудью, длинными волосатыми руками и маленькой, словно вросшей в плечи головой. На его тело, испещренное шрамами, была наброшена волчья шкура, оставлявшая открытыми руки и ноги. Мороз, казалось, совсем не беспокоил его. Глаза под тяжелыми надбровными дугами запали так глубоко, что невозможно было определить, в какую сторону он смотрит. Возможно, глаз у него вообще не было, возможно, их выклевали когда-то вороны, и остались лишь два темных провала под нависшими бровями. Кожа на его лице была не просто землистой, но цвета мокрой глины. Баггу поигрывал тяжелым мечом, перебрасывая его из одной руки в другую. Вызвавшийся на бой с ним пленный воин-ас казался рядом с рослым мертвецом щуплым подростком. Нижняя челюсть Баггу то и дело отваливалась, и он захлопывал ее с громким стуком… Должно быть, подойдя вплотную, пленник разглядел, с кем имеет дело, увидел выклеванные вороном глазницы, — поскольку невыразимый ужас проступил на юном лице, и меч он поднял с видимым усилием, преодолевая сопротивление скованных страхом мышц…
— С пленными женщинами было труднее, — продолжала Иглл, лишь мельком взглянув на поединок столь неравных противников. — Каким-то образом они догадывались, что выбирают самую красивую из них, и всячески старались себя изуродовать. Расцарапывали щеки и лбы, обмазывались сажей, взлохмачивали и пачкали волосы, морщились… Тех, кто грязнил себя особенно сильно, Великая Жрица с усмешкой приказывала обливать водой прямо на морозе. Их волосы и одежда покрывались ледяной коркой, многие тут же замерзали до смерти… Как правило, мне приходилось несколько раз проходить взад-вперед вдоль цепи пленниц и рассматривать их очень внимательно, прежде чем удавалось выбрать достойную жертву для Лухи… А вот и она, Конан, вот и сама Ледяная Лухи, голодная Лухи, алчущая набить свое просторное чрево. Полюбуйся же на нее!..
Голодная Лухи была гигантской статуей из зеленоватого льда. Она стояла вплотную к самой высокой башне крепости, достигая трех обхватов у основания. Алчная богиня, блестящая и обтекаемая, немного напоминала детскую игрушку, но только увеличенную в тысячи раз. Голова ее казалась несоразмеримо большой по сравнению с телом. Маленькие руки, едва намеченные резцом в толще льда, были похожи на плавники тюленя. Самым замечательным в ней был рот — огромный, распахнутый, шириной в четыре локтя, он приходился вровень с круглой площадкой на вершине башни.
— Статую Лухи каждый год отливали заново, — размеренно продолжала Иглл. — Хотя в Гиперборее никогда не бывает лета, но одну или полторы луны в году солнце припекает так, что лед тает. Сначала, с приходом теплых дней Лухи худеет, делается ниже ростом, потом теряет свою голову, потом обнажается ее ненасытное чрево… Это поистине удивительно, но ее ледяное брюхо всегда оказывается пустым, когда она полностью тает. Нет даже костей и черепов, даже ремней от одежды или подошв от сапог. Голодная Лухи пожирает все…
Итак, выбирая женскую жертву для Лухи, я обычно долго прохаживался вдоль группы ободранных, испачканных и расцарапанных женщин. Но в тот раз было не так. В тот раз лишь только я приблизился к пленным, как тут же выбрал. Вернее, выбрала меня она, моя судьба. Это была юная пленница из Ванахейма, с волосами, как сноп солнечных лучей, с кожей белее снега и глазами, подобными прозрачной воде в высокогорном озере.
Молодой жрец Лухи остановился как вкопанный перед рослой девушкой с непокрытыми, свободно падающими на плечи золотистыми волосами. Она стояла спокойно, не морщилась, не отворачивалась, не стремилась спрятаться за спины других женщин. Ни одной царапины не было на чистой, белоснежной коже лба и щек. Прозрачно-голубые глаза, окруженные густыми светлыми ресницами, смотрели без страха. Россыпь веснушек на переносице и под глазами придавала ей вид совсем юной девочки, хотя по сильным плечам, высокой груди и горделивой осанке можно было заключить, что ей уже не меньше семнадцати лет.
— Не слишком она похожа на Сэтлл, верно? — спросила Иглл, любуясь пленницей.
Конан перевел глаза на застывшую с закрытыми глазами Сэтлл и вновь взглянул на юное и спокойное лицо в хрустальном шаре.
— Совсем не похожа, — пробормотал он. — Ты хочешь сказать, что это… Сэтлл?
— Когда она засмеется, ты увидишь, как похожи у них улыбки и смех. Увидишь, как у обеих скачут в глазах сумасшедшие желтые искры. Впрочем, вряд ли она будет смеяться…
Но пленница из Ванахейма, словно опровергая ее слова, рассмеялась, лишь только стоящий перед ней зеленоглазый жрец произнес что-то. Она блеснула зубами, взмахнув светлой гривой и сузив глаза, и Конан не мог не отметить, что в этот миг она и впрямь чем-то неуловимым напоминала Сэтлл.
— Что ее так развеселило? — спросил киммериец.
