Олег Авраменко - Воины преисподней
Их мысленная связь прервалась больше года назад. Поначалу дело шло на лад, «коновалы» ехали медленно, и мысленное общение давалось без труда. Сложности начались, когда «коновалы» достигли Волынской земли. Связь стала ненадёжной, то и дело обрывалась, приходилось сильно напрягаться, чтобы поддерживать её, а после Галича Карсидар и вовсе перестал слышать Читрадриву. Ещё некоторое время он пытался посылать мысли вдогонку другу, но ответа не получал.
Карсидару не верилось, что Читрадрива вот так просто исчез из его жизни. Исчез навсегда. И хоть Карсидар был частичкой Ральярга, оказавшегося никакой не колдовской страной, а лишь окраиной мира, большую часть жизни он всё же провёл в Орфетане. Поэтому Читрадрива уходил не сам по себе. Вместе с ним как бы исчезал весь Орфетанский край, а также окончательно растворялся в небытии мастер Карсидар — лучший из мастеров современности, за чью голову разными вельможами было обещано в общей сложности тридцать четыре жуда золотом.
Впрочем, с этим он смирился давно, ещё до отъезда Читрадривы на запад. А теперь Карсидар попросту затосковал за другом, с которым его связывало столь многое. Даже слишком многое. Не будь этой связи, он выдворил бы гандзака из их маленького отряда искателей приключений сразу после прибытия в замок Люжтенского князя. Но ведь не прогнал же! Судьба недаром свела их.
Судьба. Гм…
Карсидар пригладил бороду, расправил плечи и с гордым видом огляделся по сторонам.
Что бы ни говорили, а его судьба — быть королевским воеводой, уважаемым человеком на Руси! Ещё раз потерять прошлое, добровольно отказаться от своего прежнего имени, прославленного по ту сторону колдовских гор, ибо у русичей оно ассоциировалось с поганским божеством Хорсом.
Итак, нет больше мастера Карсидара, есть воевода Давид. И хватит об этом. Что бы ни сказал Ипатий…
За дверями раздался топот, и нетерпеливый гомон в гриднице почти мгновенно стих. Слегка прихрамывая, вошёл Ипатий в сопровождении ещё двоих «коновалов». Остановившись перед тронным возвышением, прибывшие поклонились перво-наперво Даниле Романовичу и Льву Даниловичу, а затем на три стороны — остальным присутствующим. Ипатий принялся рассказывать про путешествие и про дальние земли. Исполнившись внутреннего достоинства, с гордым видом говорил о неизменном уважении, с которым западные владыки встречали посольство Русского короля.
Когда же Ипатий перешёл к описанию казни Бату, последние слова великого хана о том, что потомки Чингиза ещё отомстят за него, произвели на всех без исключения присутствующих огромное впечатление.
— А ты часом не напутал? — озабоченно переспросил Данила Романович.
— Как можно, государь! — развёл руками Ипатий. — Я слово в слово пересказал то, что велел передать тебе Андрей, вот и всё. Нешто я не понимаю…
— Да ты не серчай, — вмешался юный соправитель Лев. — Возможно, ты ещё не слышал, что татарва вновь поднимает голову. И первым делом они отрядили к таврийскому князю Василю посольство с дерзким требованием выступить в скорой войне против Руси на их стороне.
— И переданные тобой слова шелудивого пса Бату подтверждают справедливость их намерений, — подытожил Данила Романович. — Уж кому-кому, а ему ли не знать нравы своего нечестивого племени! Мы не считаем опасность столь серьёзной, как прежде. Однако, я надеюсь, теперь никто не станет сомневаться в необходимости направить войско на берега Итиль-реки, чтобы разгромить этих ублюдков в их собственном логове?
Король нахмурил брови и обвёл окружающих строгим взором. Сомневающихся не было. Даже те, которые на военном совете поддерживали «умеренного» пинского воеводу, кажется, поняли, что татарам мало поражения под Киевом. Вот если разбить их ещё и в дикой степи, такой проигрыш они запомнят надолго! Это раз и навсегда отобьёт у ненавистных дикарей охоту соваться на Русь.
— Ну то-то же, — Данила Романович кивнул Ипатию, и сотник принялся рассказывать о торжественном приёме, который устроил в их честь граф Португальский после казни Бату, затем об обратном пути на родину.
Карсидар слушал Ипатия вполуха. Его беспокоило совсем другое: действительно ли Бату знал о вновь готовящемся татарском походе? Или он выкрикнул эту угрозу наобум, чтобы постращать русичей, и даже не подозревал, насколько близок к истине…
В самом деле: откуда посаженному в клетку и увезенному к последнему морю Бату стало известно о намерениях хана Тангкута? Он просто надеялся, что его соплеменники не смирятся с поражением — и угадал. «Ему ли не знать нравов своего нечестивого племени», — сказал Данила Романович. Но так ли всё просто? Эге-ге, не замешано ли тут какое-то колдовство!..
Карсидар незаметно вынул из кармана амулет с оттиснутыми на нём причудливыми значками и дырочками по углам. Кажется, обыкновенный кусок кожи, не более того. Но может быть, это только кажется? Вдруг этот амулет всё же обладает волшебной силой, которую Карсидар попросту не замечает…
Глупости! Будь это так, амулет должен был защитить татарского посла и превратить русского князя Василя обратно в половецкого хана Булугая, боящегося татар и оттого способного пойти на поводу у Тангкута. Но этого не случилось. Если даже в амулете есть хоть капля волшебства, она не сработала. А это может означать, что либо волшебство Карсидара сильнее татарского, либо… Либо он чего-то не понимает! А иметь дело с непонятным — разве это не хуже всего? Рядом с тобой, буквально в твоём кармане может находиться источник неведомой мощи, а ты не имеешь даже самого отдалённого представления, как с этой мощью обращаться.
Да что говорить о чужих колдовских амулетах, когда Карсидар так и не удосужился толком разобраться в своих собственных возможностях и умениях! С одной стороны, колдовство у русичей не в почёте, и даже если он выкидывал время от времени кое-какие «штучки», неугомонный тесть не забывал всякий раз крайне недоброжелательно отозваться о его «проделках». Так что волей-неволей приходилось сдерживать себя. В конце концов, не велика беда, жил же мастер Карсидар без колдовства… Да ещё как жил! Лучшим из лучших слыл.
С другой стороны, после отъезда Читрадривы на запад у него не было особой потребности «колдовать». Разве что иногда покопаться в чужих мыслях да в случае нужды мгновенно переместиться в иное место. Или Михайлу что-нибудь сказать неслышно для других. Вот и всё колдовство.
Однако же, Карсидар был способен на большее. Во-первых, всякие разновидности хайен-эрец — от «мягкого» усыпления бдительности окружающих, когда можно оставаться незамеченным хоть в самом людном месте, до немедленного убийства одним взглядом. Или вообще не глядя на противника. Чтение чужих мыслей и внушение своих мыслей другому было чем-то средним между этими двумя крайностями.
