Гарри Тертлдав - Конан в Венариуме
— Да, отец. Я помню, — сказал Конан.
— Хорошо. Хотелось бы, чтобы он не приврал, — Мордек плюнул в отвращении. — Посмотрим, каков на самом деле этот Стеркус и справедливы ли слухи о нем.
— Сообщения правдивы, — прервал его Баларг.
— Если сообщения действительно правдивы, — продолжил кузнец, делая ударение на первом слове, — то из них следует, что Стеркус забрал киммерийскую девочку из достойной семьи для удовлетворения своей похоти. Он угрожал ей, что натравит своих аквилонских псов на деревню, если она не уступит его желаниям.
— Накопившийся гнев выплеснулся из груди Конана наружу.
— Разве вы не понимаете? Мы должны убить его! Мы обязаны убить всех захватчиков!
Он сделал один шаг вперед, потом второй. И некоторые из селян невольно отшатнулись, увидев в синих глазах юноши, таких же, как и у отца, неумолимую жажду крови.
— Придет такой день, — пророкотал Мордек уверенным голосом. — Наступит обязательно. Но не здесь и не сейчас.
Баларг покачивал головой, словно в знак согласия, однако сказал следующие:
— Если бы вы не были столь же горячи, как ваш подстрекатель и не понеслись бы сломя голову на аквилонцев, стоило тем преступить границу то тогда, не было б столько мертвецов в этой деревне. Они и сейчас бы наслаждались солнечным светом.
— Кром! Мы должны были попытаться выбить врага за пределы нашей земли, — прорычал Мордек. — И мы были близки к победе! Ели б не их проклятые рыцари, то все бы изменилось в нашу пользу! Кто скажет, что сражение не обошлось нам дорогой ценой? А кто скажет, что у нас сейчас есть силы для новой битвы после таких потерь?
— У меня есть силы! — выкрикнул Конан.
Но на него никто не обратил внимания. Каждый прикидывал, чью сторону принять. Некоторые встали за спиной кузнеца, другие — позади ткача. Подобные дрязги вспыхивали повсеместно в деревенской жизни. Они в тот момент казались более важными и насущными, чем вторжение южных соседей.
— А что, если та девочка была бы родом из Датхила? — закричал Конан. — Сделали бы вы что-то большее, чем просто стоять и переругиваться?»
При всей своей ярости, его голос оставался голосом подростка, и мужчины Датхила не желали его слышать. Поглощенные привычными разборками, которые являлись для них и пищей и водой, они продолжали препираться. А между тем, лагерь, полный боссонцев и гандеров, как ни в чем не бывало, продолжал стоять на своем месте, всего лишь на расстоянии полета стрелы от деревни.
Конан, в сердцах, пошел прочь. Никто этого и не заметил, даже его отец, который махал мозолистым пальцем перед носом Баларга. Юноша направлялся назад в кузницу. Там он схватился за лук и колчан, в котором была только одна отравленная стрела. Остальные он спрятал до лучших времен. Если он пока не может стрелять по аквилонцам, то почему бы не убить кого-то или что-то еще?
Прежде, чем он покинул кузницу, его позвала мать.
— Куда ты собрался?
— В лес, — ответил Конан.
— Ты не мог бы принести мне немного воды, прежде чем уйдешь? — спросила Верина. — А заодно расскажешь, что там мужчины обсуждают в этот раз?
Он принес кружку воды в спальню, помог матери приподняться и поднес питье к ее губам. Подбирая слова, он вкратце рассказал ей о графе Стеркусе и девушке из Росиниша.
Верина отхлебнула из кружки и вздохнула.
— Может быть, она сама завлекла его… — предположила она.
— Ну, мужчины иного мнения. Они во всем винят аквилонца… — Конан говорил неуверенно, чтобы не перечить больной матери и не расстраивать ее.
Но она этого не заметила.
— Запомни мои слова. Все может быть так, как я сказала, — произнесла Верина и закашлялась.
Сын осторожно опустил ее на подушку. Когда приступ кашля прошел, мать тяжело вздохнула.
— Теперь можешь идти. Дальше я справлюсь как-нибудь сама.
— Но, мама…
— Все, ступай! — махнула рукой Верина, стоящему в нерешительности сыну.
Ее жест был достоин королевы, а не тяжело больной женщины, лежащей на убогой кровати в маленькой комнатушке. Закусив губу, Конан вышел из кузницы.
Он, чуть ли не бегом, направился к лесу, будто преследуемый демонами. Хотя, возможно, Конан и был бы рад встречи с ними. Поскольку стали бы хоть каким-то противником, с которым можно бороться с помощью стрел, ножа и просто голыми руками. Но то, что гнало его из Датхила сидело в нем самом, и он не имел сил с этим справиться.
* * *Мелсер рубил сосну топором так, будто дерево было киммерийским воином. Поселенец, совсем недавно приехавший из Гандерланда, ударял снова и снова, с почти демонической энергией. Сосна шаталась, потрескивала и, наконец, начала падать.
— Поберегись! — крикнул Мелсер, хотя никого поблизости от рухнувшего дерева не наблюдалось.
Он удовлетворенно хмыкнул и поплевал на ладони. Еще одно дерево срублено, еще одно пойдет на строительство жилья, еще больше открытого пространства для места будущей фермы!
— Я построю ферму сам, — приговаривал Мелсер, обрубая сосновые ветки и бросая их на сани.
Потом он оттащил их на поляну, где стоял его фургон. Тут же паслись волы, монотонно пережевывающие траву. Когда хозяин возвратился, они подняли головы и взглянули на него равнодушными карими глазами.
Его жена, Эвлея, к тому времени очистила мотыгой участок и готовила семена для огорода. Их сыну Тарнусу было всего шесть лет, но мальчик рос достаточно крупным, чтобы распугать кур, клюющих зерно, предназначенное под посев.
— Убирайтесь! — вопил карапуз, размахивая руками.
Когда, по его мнению, птицы двигались недостаточно быстро, он вдобавок издавал разные страшные звуки. И куры, с громким кудахтаньем, в беспорядке разбегались.
— Не позволяй им бежать в лес, — предупредил Мелсер. — Если это случится, то лисы и ласки, конечно, поблагодарят тебя за ужин, а вот у тебя самого будет гореть задница.
— А можно приручить лис? — спросил Тарнус с нетерпением.
— Только не при помощи цыплят, — ответил отец. — Где мы возьмем других, если лисы всех съедят? Это прямой путь обратно в Гандерланд.
— И очень длинный путь, — добавила Эвлея, вытирая потный лоб рукавом.
Изнурительная работа по организации и обустройству хозяйства полностью изматывала женщину и ее мужа. После короткой паузы она продолжила:
— Если бы я знала раньше о том, что эти места так далеки, то ни за что бы, не поехала сюда.
— Здесь у нас столько земли, сколько мы сами сможем расчистить и вспахать, — рассердился Мелсер. — Там, дома, у моего отца было шестеро сыновей и, таким образом, мне бы досталась только шестая часть надела. Ты ведь знаешь, что представляет собой этот клочок земли.
