Наталья Шнейдер - Двум смертям не бывать
Рамон пожал плечами, как отвечать в таких случаях, он не знал. Выждав, не скажет ли Амикам еще что-то, развернул принесенный сверток.
— Твой человек сказал, что это семейная реликвия.
— Взятое в бою по праву принадлежит победителю.
— Какой может быть бой между девчонкой и дюжиной взрослых мужчин?
Хозяин покачал головой:
— Не скрою, эта вещь дорога мне, но я не могу просто взять ее обратно. Однако обычай не запрещает выкупить трофей. Что ты предпочтешь: золото или оружие?
— Оружие.
Маменька наверняка сказала бы, что он глупец. Герцог бы с ней согласился. Действительно, в оружии ни сам Рамон, ни его люди недостатка не испытывали, а золото пригодится всегда. Но принимать деньги от недавнего врага казалось неправильным. Да, юноша не таил зла ни к отцу девчонки, ни к ней самой — но все равно взять золото не мог. А оружие — это оружие, в том, чтобы принять его, нет бесчестья.
Амикам кивнул, кликнул слугу. Вскоре тот вернулся, неся еще один нож — не менее богато украшенный, чем тот, что все еще держал в руках Рамон, но казавшийся новее. Рядом с благородной стариной узор выглядел чересчур ярким и вычурным. Тем не менее сталь была хороша, и работа мастера казалась безукоризненной. Взглядом испросив разрешения у хозяина, Рамон повесил нож на пояс.
Хозяин дома положил вернувшуюся реликвию на колени, провел пальцами по завиткам на ножнах.
— Ты согласишься бывать у нас? Ты нравишься мне, а моей дочери будет полезно узнать о ваших обычаях и языке из первых рук. К тому же ты нравишься и ей.
Рамон кивнул:
— Но я попрошу тебя об услуге. Не мог бы твой человек учить меня вашему языку и обычаям?
— Спроси у него самого. Хасан — не слуга мне, он друг нашей семьи.
— Он говорил о «господине», и я ошибся. Прошу прощения. — Юноша поклонился и обернулся к толмачу. — Что скажешь?
— Это честь для меня.
— Твоя цена?
— Ты уже расплатился сполна: я люблю Лию как собственную дочь… а вот, кстати, и она.
Рамон обернулся. В этот раз девочка была одета как подобает. Платье изумрудного шелка, усыпанное драгоценными камнями зеркальце, подвешенное к поясу на золотой цепочке-шатлене, распущенные темно-каштановые пушистые волосы. Рамон нипочем бы не узнал в ней того волчонка с бешеными глазами, не ожидай он встречи заранее.
— Здравствуй, — улыбнулась девочка, присев в реверансе.
— Здравствуй, — поклонился Рамон. Мимолетно подумал, что за сегодня было отвешено столько поклонов и произнесено столько напыщенных слов, что куда там герцогскому приему. — Девочкой ты нравишься мне больше.
— Я себе тоже, — рассмеялась она. — Но в платье неудобно лазить по крышам.
— Пожалуй, я прикажу спрятать мужскую одежду, подходящую по размеру, — произнес ее отец. — На случай, если тебе снова вздумается повоевать.
— Ну сейчас же нет войны, — отмахнулась она. Протянула Рамону трехцветную кошечку, которую до сих пор держала на руках: — Хочу подарить тебе. В доме, где ты живешь, полно крыс.
— Благодарю. — Юноша принял подарок, с сомнением глядя на зверька, способного уместиться на мужской ладони. — Она правда умеет их ловить?
— Умеет, — кивнула девочка. — Она знатный крысолов, хоть еще и не совсем взрослая. Вслед за крысами ходит черная смерть, а я не хочу, чтобы она пришла в твой дом.
— Ты хочешь сказать… — медленно произнес Рамон.
— Ну это же все знают! Крысы носят черную смерть. Просто когда кругом голод, люди боятся его больше, чем всего остального. Кошек съели, как перед тем съели собак, и крысы заполонили город. Но мой отец мудр, и он повелел, что в нашем доме кошек есть не будут, даже если в нем не останется ни куска мяса… — Она вздохнула. — И так и было. Но я бы все равно не смогла их есть.
— Когда началась осада, многие не верили, что это надолго, — вмешался Амикам — Я тоже не верил, но решил, что лучше я буду глупцом, испугавшимся тени, чем моя семья станет голодать. Мои люди посмеивались за спиной: не только превратить дом в склад, которому позавидовал бы любой купец, но и запасти семена и засадить сад вместо цветов репой и брюквой, а в пруд — там, на заднем дворе, — запустить мальков карпа. И приказал никогда, ни при каких обстоятельствах не рассказывать чужим об этом. Потом смеяться перестали. Не могу сказать, что еды было в достатке, но никто ни в моей семье, ни среди моих слуг не умер от голода. А кошки… на самом деле меня больше волновало то, что крысы могут попортить еду, чем черная смерть. Но Лия права. В городе развелись крысы, и болезнь может прийти в любое время.
— У меня дома про черную смерть говорят иначе. — Рамон пытался уложить в голове только что услышанное. Получалось плохо. — Возможно, ученые умы вашей страны правы… не мне судить. Но как вышло, что ребенок низкого пола обладает этими знаниями?
— Как ты сказал? «Низкого пола»? — расхохотался Хасан.
— Что? — вскочила девочка и тут же, встретив взгляд отца, опустилась на лавку.
— Прошу прощения. — Рамон прижал ладонь к груди. — Я никого не хотел обидеть. Но я привык считать, что наука — удел мужчин, а доля женщин — дом и изящное рукоделие. Ваш народ полагает иначе?
— На моей родине думают так же, — улыбнулся в бороду старик. — Но я долго прожил среди этого народа и могу сказать, что их женщины способны к наукам ничуть не меньше мужчин… не знаю, то ли потому, что рождены не такими, как на твоей и моей родине, то ли потому, что, обучая детей наукам, здесь не делают различий между мальчиками и девочками. — Он хмыкнул. — И если ты хочешь спросить, зачем женщинам наука, лучше не рискуй. По крайней мере при Лие. Она лучшая моя ученица.
Рамон обвел взглядом хозяев дома — может, они просто решили посмеяться над не знающим жизни чужеземцем? Но нет, судя по серьезным лицам мужчин и возмущенному — девочки, его не разыгрывали. Он хотел было спросить, чему именно учат Лию, но это могло погодить. Прежде следовало исправить содеянное.
— Я никого не хотел обидеть, — повторил он. — Как мне поступить, чтобы загладить вину?
— Думаю, извинения будет достаточно, — сказал Амикам. — Ты чужеземец.
Рамон поднялся, поклонился девочке:
— Лия, от всей души приношу свои извинения. Я не хотел обидеть тебя.
Она встала, с совершенно серьезным видом вернула поклон.
— Извинения приняты.
Опустилась на лавку, улыбнулась, снова став девчонкой.
— Только не ляпни что-нибудь такого, когда будешь общаться с дамами. Съедят.
— Не буду, — совершенно искренне пообещал Рамон.
Когда пришла пора возвращаться, хозяин дома вышел проводить к воротам.
— Не думал, что ты возьмешь так мало людей.
