Роберт Асприн - Лик Хаоса
Может, так и должно быть, может быть, вместе из них получится половина Темпуса, что и требовалось для выполнения задуманного, хотя Крит больше не хотел быть половиной пары…
Он объявил о случившемся, когда все расслабились от вина и жареного барашка — просто встал и сказал, что Темпус уехал, передав их под его, Крита, командование. Повисла тишина, и он услышал биение собственного сердца. Если бы его окружили свирепые горцы из Тайзы, или случись ему одному схватиться с ранканским отрядом — и то он чувствовал бы себя уютнее.
— Теперь, когда мы с вами связаны одной веревочкой, во имя добра и справедливости я говорю вам, что чем быстрее вырвемся мы из этой помойной ямы ради чистого воздуха высокогорной войны, тем счастливее я буду на этой земле.
Он едва различал в темноте их лица, ослепленный светом факелов. Но это было неважно. Они должны были видеть его, а не он их. Крит услышал хриплый одобрительный рев из пятидесяти глоток, приветственные крики, смех, и Страт, стоявший немного в стороне, показал ему солдатский знак «все отлично».
Он поднял руку, и они смолкли. Такого чувства ему еще не приходилось испытывать.
— Но мы не можем уйти с честью, не отдав долги. Послышался ропот. Он продолжал:
— Риддлер оставил подробный план действий. Я представлю его вам — мы сможем отработать деньги Китти-Кэта за месяц, или даже раньше.
Кто-то запротестовал. Другой крикнул:
— «Пусть закончит, мы выскажемся потом».
— Для меня это ничего не значит, я хоть сейчас могу уйти. Но для всех нас, людей чести, это пятно на репутации. Поэтому я обдумал все и, поскольку уходить в одиночку не хочу, вот что я вам предлагаю. Мы все останемся или все уйдем. Давайте проголосуем. Я подожду. Но учтите, что Темпус не хочет, чтобы рядом с ним у Стены Чародеев был хотя бы один человек, который не расстался с гильдией по-хорошему.
Когда они проголосовали под руководством Стратона, решив придерживаться правил, которые всю жизнь нарушали, Крит честно сказал им, что рад сделанному ими выбору.
— Теперь я разобью вас на команды, и каждый из вас должен найти человека, наемника не из нашей среды, достаточно тренированного и способного держать меч, занять место на вашей койке. Вы должны назвать его «братом» и оставить вместо себя. И когда мы покинем город, нас проводят до ворот «пасынки» — учитывая то, что мы здесь сделали, одного этого имени будет достаточно, чтобы поддерживать в городе спокойствие. У гильдии есть план замены бойцов. Мы скинемся, чтобы нанять их. Тогда они останутся здесь, а мы отправимся на север все вместе и к следующему полудню будем в Тайзе, чем удивим Темпуса.
Так сказал он им, и они согласились.
Кэролайн ЧЕРРИ
КОЛДУНЬЯ
В один из вечеров с севера, из холодных краев прилетел ветер, принеся необычную, пропитанную дождем свежесть на улицы Низовья, прошелся вдоль Белой Лошади, где как обычно было многолюдно, и ворвался на единственный в городе мост, где пасынки не скрывали своего присутствия, установив сторожевой пост. В эти беспокойные времена дела складывались неважно. Прежние властители Санктуария довольствовались тем, что вели наблюдение и собирали информацию. Теперь, когда на улицах царили беспорядки и частенько приходилось пускать в ход кулаки, они старались контролировать любое передвижение между Подветренной и Лабиринтом.
Этой ночью был убит еще один охранник, заколот на посту рядом со сторожевой будкой; куда девался второй — никто не знал. Слух об этом распространился по всем близлежащим кварталам, и движение на мосту увеличилось, несмотря на усиливающиеся раскаты грома — те, кто на день-два задержался на том или другом берегу Белой Лошади, узнав о случившемся, подгоняемые ветром, спешили перейти через мост, чтобы поскорее вернуться домой. Одни из прохожих содрогались при виде убитого охранника, чьи глаза стеклянно смотрели в небо; другие посмеивались над мертвецом, рот которого был открыт, словно он собирался что-то сказать.
Для тех, кто владел ситуацией, наличие трупа говорило о многом: Подветренная знала немало, но не болтала, даже несмотря на то, что находилась под защитой таверны Мамаши Беко — грязного полуразрушенного здания с открытыми дверями, в которое можно было свободно попасть прямо с моста через Белую Лошадь. В разговорах там упоминался всего лишь один единственный факт: с охранниками на мосту вот уже третий раз на неделе случилась беда, после чего раздавался всеобщий мрачный смех.
Новость быстро достигла Лабиринта, находящегося на другом берегу, и вызвала у людей скорее озабоченность, чем радость. Одни тут же покинули «Распутный Единорог», разнося весть о происшедшем; другие заказали еще вина; а если и были желающие посплетничать о том, что означает эта цепь убийств, то делали это в очень укромных уголках, беспокойно озираясь. Те, кто покинул трактир, сделали это с искусством рожденных в Лабиринте, выбирая окольные пути, ежась под взглядами нищих на улицах, мальчишек и стариков, которые опять вернулись на свои посты, пустовавшие все то недолгое время, пока на мосту стояли охранники.
Новости еще не достигли тех странных кораблей, что качались на ветру в гавани Санктуария, и блестящих роскошных покоев Кадакитиса, развлекавшегося в эту ночь в своем Дворце, который, не понимая больше того, что ему положено было понимать, не мог даже предположить, насколько дрогнули устои, поддерживающие его безопасность. Хотя донесение о случившемся довольно быстро дошло до штаб-квартиры пасынков в Санктуарии. Получив рапорт, их командир пребывал в состоянии полной неопределенности. Звали его Долон. Критиас оставил его за старшего, когда пасынки отряд за отрядом уходили на северную войну. — Ты получил все, что тебе необходимо, — сказал напоследок Критиас. Теперь Долон, отвечающий за все, что произошло, сидел, слушая первые удары дождя о стену, и размышлял о том, стоит ли ему рисковать. Долг командира, обязанности которого он выполнял, требовал от него немедленно послать на мост отряд, чтобы забрать до рассвета оставшееся на мосту тело.
Но гораздо больше его интересовал исчезнувший охранник. Что же могло случиться со Стилчо; может быть, он прыгнул в реку или убежал, а, может, его увезли живым, чтобы вытянуть из него секреты, и теперь он медленно и мучительно умирал под пытками. Дом, стоящий возле моста, был сожжен и превращен пожаром в выгоревшую коробку. Но уничтожение притона нищих и не сколько трупов не решили проблему, а только сделали ее еще более безнадежной.
Он услышал шаги около дома, шлепающие по дождевым лужам. Кто-то постучал во входную дверь и она со скрипом отворилась. До него долетели обрывки разговора, который вели между собой охранник и пришелец, впущенный в дом. Потом охранник подошел к двери, ведущей в его кабинет и легонько постучал.
