Инна Лёвина - Изгнанница
-Пора выбираться. Как раз успеем переодеться и лечь, чтобы никто не понял, куда мы ходили.
Утром было безветренно, в ясном небе светило холодное весеннее солнце. Перед обедом нас на полчаса вывели на прогулку. Мы ходили парами по бульвару, смотрели на голубей; тем, у кого были деньги, разрешалось подойти к уличным торговцам и купить себе конфет, или засахаренных орешков, или маленькую, меньше пол-ладони, шоколадку. Это было бы скучно, но, поскольку такие прогулки разрешались не каждый день и ненадолго, то все казалось любопытным и даже необычным. И голуби, ходившие около луж, и детишки, бегавшие по дорожкам, и старушки, сидевшие с книгами или вязаньем на скамейках. Со мной в пару поставили девочку с темными волосами, очень смуглую - сначала мне даже показалось, что у нее просто грязные руки. Любопытно, не было ли у нее в роду гоблинов. Она и росту небольшого... Нас поставили в последнюю пару. Когда мы подошли к тележкам торговцев, она подошла и купила себе пакет леденцов. Мне она не предложила, и я отвернулась, чтобы не смотреть. В конце прогулки нам разрешили немного поиграть в квадратики - их чертят мелом и надо перешагивать из одного в другой в определенной последовательности. А остальным, кто не хотел играть, разрешили просто посидеть на скамейках. Стелла подошла ко мне и протянула шоколадку в серебряной бумаге. Я поблагодарила и спросила, всегда ли прогулки у них такие чинные.
-Нет, конечно, когда ходим с госпожой Ширх, то парами идем только до бульвара. Еще она водит нас на набережную, там ветрено, зато страшно интересно - корабли, волны... Можно хоть час стоять, и не заскучаешь.
Наступил шестой день восходящей луны - перед выходным. Утром, четырех уроков, девочки надели новые, принесенные из прачечной платья, туфли понаряднее - у кого были. Мне не во что было принарядиться, и я просто ждала, когда дежурная вызовет меня в вестибюль училища. Накануне выходного, раз утром не нужно идти на занятия, разрешалось переночевать дома, и за многими пришли родные. Я надеялась, что мама придет ко мне и сегодня, и в выходной, но, наверно, ее не отпустили - она так и не пришла. За окном была пасмурно, дежурная воспитательница уже объявила, что прогулка отменяется. После обеда я, спросив разрешения у дежурной воспитательницы, пошла в библиотеку. А когда вернулась в спальню, там из двенадцати девочек было всего четверо. Это было грустно. Когда кто-то может отправиться домой, оставшиеся чувствуют себя совсем одиноко. Хотя, посмотрев на остальных, я не заметила особой грусти. Три ученицы болтали о чем-то, сидя на одной из кроватей. Еще одна сидела в комнате для занятий и что-то увлеченно писала. Может быть, они уже привыкли, что их не берут домой... Или им достаточно того, что их завтра навестят родные - хотя всех ли?
Что ж, делать нечего, я достала учебники и пошла готовить уроки. Начала с естественных наук. В большой, выданной учителем небесной карте, нужно было обвести контуры главных созвездий. Работа эта была несложной, по крайней мере, для меня - в Анларде мы проходили созвездия еще в том году. Каждое из созвездий полагалось обвести своим цветом: Факел - синим, Конскую Гриву - желтым, Парус - красным.
Соединяя три главные звезды, образующие вершину Факела, я вспомнила вдруг слова Корабельщика: "Я видел небо, на котором звезды складывали контуры невиданных созвездий и ни одна из незнакомых звезд не могла нам помочь найти путь к родной земле"...
Я вздохнула и снова принялась обводить привычные контуры.
Оставшиеся девочки тоже занялись уроками.
В положенное время погасили тусклый газовый рожок.
Наступил седьмой день восходящей луны. После завтрака меня вызвали в вестибюль. Мама стояла у окна, глядя на улицу. На ней был темный плащ с заплаткой, тот же, в котором она шла в Тиеренну, стоптанные ботинки. Нарядно одетая девочка с другой, постарше, видимо, сестрой, выходила на улицу. Она надменно посмотрела на маму. Хотя, может быть, мне это показалось, потому что скромная мамина одежда казалась еще беднее из-за того, что мы были в дорого отделанном вестибюле с белыми и черными квадратами мраморного пола, красивыми креслами, стоящими у стен. Но если и была у меня в душе какая-то неловкость, я тут же прогнала ее и бросилась маме на шею. Как же я ее люблю! Она крепко обняла меня, потом принялась внимательно рассматривать. Мое платье, плащ с капюшоном и пелеринкой по Тиереннской моде. Собранные наверх волосы, которые она привыкла видеть распущенными. Сама она была с той же прической - волосы ниже плеч и две пряди, сколотые на затылке.
Мы вышли на улицу и направились на бульвар. Издали ветер приносил запах речной воды, а на самом бульваре пахло первой зеленью и влажным стаявшим снегом. Мы шли вдоль темных газонов, отгороженных от улицы коваными, узорчатыми решетками, мимо скамеек, черных фонарей, в которых не зажженные сейчас газовые светильники были окованы железными полосками, похожими на крылья больших бабочек.
-Они танцуют очень странно, я считала, балет - это что-то совсем другое...- рассказывала я маме. Мы гуляли по бульвару, который соединял набережную и старую часть города и шел параллельно тому, по которому нас водили на прогулку два дня назад. Холодный весенний ветер гулял между каштанами. Они уже почти расцвели, и я подумала, как чудесно будет здесь через неделю или две...
-Почему странно? - мама спросила как-то рассеянно, она покашливала и кутала горло теплым шарфом.
-Понимаешь, я думала, что танец - это... - я не знала, как объяснить. Вспомнила танец под луной во сне. - Они все время крутятся на одном месте...
-Крутятся?
-Да, или делают разные фигуры. Или просто останавливаются в красивых позах. Я думала, они будут двигаться под музыку по всей сцене... А еще я думала, все танцовщицы - тонкие, легкие и воздушные, а там есть разные девочки... Некоторые совсем не воздушные, а наоборот.
-Когда ты была маленькая, я помню, ты однажды танцевала на поляне... Носилась, как горная лань... - улыбнулась мама.
-Это на какой поляне? - я очень удивилась, ведь мы всегда жили в городе.
Мама вдруг закашлялась. Она поднесла руку ко рту, но кашель все равно вырывался - сухой, отрывистый. И никак не прекращался.
-Здесь холодно, - сказала мама севшим, еле слышным голосом. - Зайдем вон в то кафе.
Мы перешли дорогу, подождав, пока проедет экипаж, и сели за маленький столик у окна. Здесь было уютно - легкие белые занавески на окнах, бело-зеленые клетчатые скатерти на столиках. Стулья с высокими деревянными спинками. Мама заказала кофе, попросив, чтобы он был как можно горячее, и две булочки. О танце на поляне мы больше не говорили, и мне показалось, что мама рада была переменить тему.
