Роман Мискин - Амулет Святовита. Первая часть.
Все эти беззлобные шутки давно уже вошли в привычку у двух старых товарищей, живших бок о бок не один десяток лет. Отсмеявшись, Бортень наконец-то соизволил обратить свое внимание на окружающих - и увидел Лиго.
- Лиго?! - изумился он и его мохнатые брови взметнулись вверх. - Пресвятой лик солнца! Ты ли это, мальчик мой?
Из рода Бубиласов происходила мать Лиго - а потому и Бортень, как ни крути, доводился ему также родней, причем довольно близкой.
- Вот уж чудо из чудес! - гудел Бортень, поспешая к нему навстречу. - Лиго, радость моя, дай я тебя облобызаю!
Лиго, хоть и будучи рад встрече, совершенно не горел желанием быть облапленным старым толстым воеводой. Но не успел и глазом моргнуть, как Бортень безо всяких околичностей привлек его к себе, надежно утопив в крепких объятиях, и трижды звонко расцеловал его в щеки. А затем, словно повторяя Брыля, немного отстранил от себя Лиго и придирчиво оглядел с ног до головы.
- Зрю я на тебя и не разумею - худосочность твоя меня в уныние приводит, - пробасил Бортень, не очень довольный осмотром.
- Какой уж есть, - улыбнулся Лиго.
- Не к добру сия бледность лица - от него меня грустные мысли снедают. В толк не возьму - ты в кого такой худющий уродился? Батюшка твой, храни его память Священное Древо, земник был видный. А уж матушка твоя, Марта, пусть земля ей будет пухом, и подавно наших кровей, Бубиласов. Вот что, солнце мое, идем-ка в дом - потчевать тебя я сам буду!
И Лиго, увлекаемый Брылем и Бортнем, пошел следом, не зная, радоваться ли предстоящей опеке или же она теперь обернется для него настоящей пыткой, искусно направляемой не в меру любвеобильными родственниками.
Бортень меж тем вещал на ходу, поминутно оглядываясь через плечо:
- Премудрость книжная - утеха для разума. Однако ж негоже забывать и про пищу плотскую, ибо только в здравом теле разум ясный и чистый.
- Ты поведай мне, отрок, - плыл дальше Бортень, - пошто так исхудал? Ежели не кормят школяров, как то положено, при храме Кривайтиса, так я отпишу сим вайделотам и самому владыке Куреясу, дабы не морили голодом нашу земниковскую породу. И Великому Князю немедля же отпишу, дабы разобрался он в сих делах. А пуще того, прикажу не отсылать боле этим книгочеям да чаровникам ни разносолов с моих угодий, ни медов с моих пасек. Ты помнишь мои пасеки, Лиго?
И Бортень хитро улыбнулся, пригрозив пальцем:
- Вижу, что помнишь. По зеницам твоим вижу, отрок. Ты по части меда лакомник был отменный - только тебя и отлавливали в лесных ульях.
Лиго рассмеялся, вспомнив, как в детстве он частенько лазал в дупла деревьев с заложенными там бортями, и лакомился медом без дозволу на то старших. Затем его, всего искусанного пчелами и измазанного с ног по уши в меду, приводили за шкирку к страшному дядьке Бортню, и тот грозно ревел на него, сердито супя свои брови и вгоняя мальца в дрожь. Будучи даже неоднократно выпорот розгами, привычку свою лакомиться медом Лиго так и не оставил вплоть до самого отъезда в школу. И даже напоследок нашкодил, разорив одно пчелиное дупло.
Бортень меж тем басил:
- А за эти лета мы своими трудами скромными заложили сорок новых ульев да еще невеликую малость бортей по лесам, я ужо и не упомню, сколько. Пчела, труженица небесная, сама плодится и мед плодит, хвала всевышним богам! Так что будет тебе где меду нового испробовать в конце лета, да, Лиго?
И воевода толкнул его локтем так, что тот закашлялся.
- Я тут с собою медов разных - гречишных, разнотравных и липового цвета - в дорогу припас до Янова дня. Да уж коли ты объявился, то тебе они и достанутся. Не насытился поди медом, когда в последний раз в школу уезжал? - припомнил старый грешок Бортень, смеясь в свою густую бороду.
Так, за шутками, земники вошли в гостиную залу. Тут же разом вспыхнули зажженные служками свечи, ярко осветив огромный стол, заставленный снедью. Бортень только крякнул от удовольствия, глядя на все это изобилие лесной земли.
- Ну, хозяюшка, порадовала еси старого воеводу! - сказал он, слегка кланяясь Магде.
Та, усмехаясь, сказала:
- Садитесь, гости дорогие! Милости просим откушать!
- Присаживайся, сосед, - сказал Брыль. - Есть что выпить - а главное, есть и за что выпить! А там как раз и вторая смена блюд подоспеет.
Тяжелой дланью Бортень усадил Лиго между собою и Брылем во главе стола, и, грозно вращая белками глаз, самолично наполнил ему кубок доверху. Когда все земники, шумя и переталкиваясь, расселись у стола, Бортень громогласно возвестил, подняв свой кубок:
- Ну, братья-барздуки, поднимем же хмельные чаши! Ибо сказано еще нашими прадедами в древних писаниях, что земнику положено пить - а без того мы не можем быть!
И под всеобщий гул одобрения и громкого смеха ухнул все содержимое огромного кубка в свое необъятное чрево.
--------------------------
ГЛАВА 4
ПЕРЕПРАВА НА ЛЕСНОЙ РЕКЕ
Вечерело быстро. Солнце не успело напоследок моргнуть своим багровым оком, как тут же упало за небокрай. Из низин поползли клочья сырого сумеречного тумана, окутавшие промозглой пеленой холмы и долы. На западе меж островерхих зубцов соснового бора еще поблескивали пламенистые сполохи почившего светила, отыгрывая зарницами на череде застывших густых облаков, а прямо над головой небесная твердь стремительно меняла свой цвет с задумчивого бирюзового на иссиня-черный. Ночь властно укутывала землю в свой мрачный плащ.
Когда темные покровы ночи заглушили последние отблески заката, стих даже робкий ветерок, неслышно пробиравшийся меж древесных ветвей своей прохладной поступью. Долина утонула в вязкой липкой тишине, словно канула в болотное марево. Захлебнулся в своем шепоте шаловливый ручей, опасаясь своим бестолковым журчанием нарушить сердитое безмолвие. Вокруг царило полное торжество тьмы и успокоения - ни писка, ни звука, ни шороха...
Вдоволь насытившись загробной мрачной мощью, ночь ослабила свою железную хватку, дозволив всему сущему выйти из оцепенения. Первым вздохнул лесной ветер, затем еле слышно забормотал ручей, то ли сердясь на самого себя, то ли оправдываясь за сиюминутные страхи. Возмущенно заскрипели старые вязы, закряхтели сосны и ели, загудели дубы, успокаивая издерганную осину. Когда негодование лесных великанов улеглось, несмело ухнул первый сыч, загалдели наперебой лягушки, удивляясь собственной храбрости, и ночь стала наполняться шорохами и возней.
Любопытные звезды глянули на землю сквозь прохудившийся плащ черноты, оттесняя отары туч за край небосклона. Взбодрившийся ветер пришел зорям на помощь и с удалецким посвистом удвоил напор. Ветхая подкладка неба не выдержала, треснула и вытряхнула из черной торбы звездную россыпь, раскинувшуюся широким рукавом от края до края. Вместе с ней вывалился и круглый месяц, покатился, закувыркался над дремучим бором, зацепился за верхушки сосен и, дернувшись разок-другой, повис над долиной на мохнатой ветке, освещая округу призрачным бледным сиянием.
