Олег Кулаков - Найденыш
Обшивка борта на лодье на солнце высохла, и дерево покрылось сетью мелких трещин. Рядом с ней на песке валялось несколько свежесрубленных стволов. Понятненько… Хотели, значит, залатать пробоину и стащить лодью на воду, а там уж и мачты поставить. Да не успели, однако, — тут и мы с магом им на головы свалились.
Ожерелье только мельком заглянул в дыру и обернулся к матросне, топавшей за нами по пятам. Те враз остановились, будто натолкнулись на стену.
— Кто старший-то будет? — громко спросил Ожерелье.
Вперед выбрался все тот же плечистый в кольчуге.
— Кто ты? — поинтересовался Ожерелье.
— Кормчий я, — ответил он.
— Как звать?
— Юрьюс.
— Угу, — буркнул капитан. — Шлюпки целы?
— А то не видишь? — огрызнулся фризруг.
— Не шуми, — кратко посоветовал ему Ожерелье. — Что маг сказал, то делать и будем — нравится тебе это или нет. Снимайте шлюпки с лодьи и тащите их к воде, а потом начнете разбирать барахло.
— Ладно, — тяжело вздохнул плечистый, у него это прозвучало как «льядьнё», и яростно сплюнул себе под ноги. — Если б не маг…
— …то лежать бы вам на песке всем до единого, — ледяным голосом закончил за него Ожерелье.
Фризруг аж задохнулся. Ожерелье терпеливо ждал, пока он перестанет хватать ртом воздух. Мне стало скучно: чего это капитан с ними тетешкается? Зимородок же сказал им, что делать надо? А то стоят как стадо баранов перед воротами на бойню. Ожерелье тем временем отослал Щербатого и Гилда на лодью разведать, что и как. Мне тоже захотелось с ними, но и посмотреть, чем закончится припадок плечистого Юрьюса, я тоже был не прочь. Матросня заволновалась, когда наши стали карабкаться наверх.
— Что галдите? — рявкнул Ожерелье. — Ваших грошей нам не надо. Спускайте шлюпки!
Плечистый толмач-кормчий от злости заскрипел зубами. Он повернулся к своим и что-то проорал по-фризружски. Они медленно побрели выполнять приказание. Кормчий посмотрел им в спины, снова с ожесточением сплюнул и нехотя обратился к Ожерелью:
— Эй, ты! Как тебя звать? Не пиратом же мне тебя кликать…
— Звать меня Ожерелье, — ответил капитан. — А называть меня ты, кормчий, будешь капитаном.
Фризруг отшатнулся, побелел лицом и выкатил глаза.
— Ожерелье? — переспросил он севшим голосом.
Капитан ухмыльнулся:
— А что? Маг не говорил?
Мы довольно заржали. Знают Ожерелье на Теплом Море, тут уж никуда не денешься. Даже плата за его голову назначена отдельная. Время от времени нас пытаются ловить: то Атена снарядится, то из Тебай охоту объявляют, ну и Архипелаг от них старается не отстать. Только без толку все это — мух сапогом ловить и то проще. Плечистый толмач совсем сник. И поделом: не будешь пасть раскрывать, когда не просят.
— Тихо! — вдруг ни с того ни с сего взревел Ожерелье. — Хватит ржать! Давайте с ними. А ты, — глянул он на меня, — заберись куда-нибудь повыше, чтоб все было видать как на ладони, и смотри в оба…
Мне только этого и надо было, я уж себе и место присмотрел удобное — не впервой ведь, частенько приходится на часах сидеть. Я закинул самострел на плечо и поторопился вслед за понурыми спинами, увязая в песке чуть ли не по щиколотку. Не завидую я им: по эдакой жарыни да по песку валтохаться. Ну, ничего, если жить хотят, то побегают. Когда я прошлепал, отдуваясь, мимо них, кто-то из матросни вполголоса обложил меня за милую душу, по-нашенски, по-родному. Я от неожиданности даже споткнулся и вмиг рассвирепел — это ж надо, а? Да ежели б не Зимородок, то…
Разбитая лодья, накренившись, лежала на левом борту кормой к морю. С правого борта свисали два веревочных трапа. Я уцепился за шершавые веревки и вскарабкался по ним. В раскрытом люке трюма, свесив ноги вниз, сидел Щербатый. Увидев меня, он оскалил в улыбке гнилые зубы.
— Много? — поинтересовался я.
Он в ответ расплылся еще шире и развел руки в стороны, показывая — во сколько!
Я сжал кулак, вытянув при этом большой палец вверх, и показал ему. Щербатый довольно заухал. Ну а я полез дальше на грот, добрался до реи и уселся на нее, уперевшись в остатки мачты спиной. Прямо над моим теменем было место надлома, а остальная часть грот-мачты косо уходила вниз, воткнувшись верхушкой в песок. Они ее даже обрубить не смогли, чувствуется, что шторм, в который попала лодья, был не из слабых. Фок-мачта выглядела не лучше. И тут до меня дошло: мы же в бухте! Бухточка хоть и небольшая, но от шторма в ней укрыться можно запросто да и ломаные мачты срубить долой. Не в буре, видать, дело, а в чем-то другом. Неужто на волну напоролись?! Когда Старец трясет морские глубины, то поднимаются громадные волны, такие, что, кажется, до неба достают. Видел я однажды, как такая волна рыбацкую деревушку смыла. Хлоп — и нет! В открытом море она, волна эта, не страшна, а вот у берега — хуже не бывает. Я завертелся на месте, оглядывая пляж. Ну, так и есть! И как сразу не заметил-то! Эвона сколько водорослей по берегу валяется, а песок уже успел просохнуть, будто ничего здесь и не было.
Громкий деревянный стук внизу наряду с громкими выкриками привлекли мое внимание. Три шлюпки с лодьи тащили волоком к воде, четвертая, видать, разбилась. Я посмотрел на «Касатку». Сид должен быть сейчас в гнезде. Я встал на рею, достал из-за пазухи два платка, красный и ярко-желтый, и просигналил. Он тут же ответил. Порядок. От «Касатки» к берегу шла шлюпка. Я поискал глазами Ожерелье. Капитан стоял у раскрытого трюма, он наклонился, заглядывая вниз. Я вложил два пальца в рот и свистнул. Ожерелье поднял голову.
— Капитан! — закричал я. — С «Касатки» шлюпка идет.
— Кто в ней? — спросил он.
Я прикрылся от солнца ладонью и прищурился. Вода слепила почище солнышка. Но только два человека на «Касатке» были такого роста: кормчий да Крошка. Легкая, дырявая тучка закрыла сияющее светило. Я разглядел блик на бритой голове Три Ножа.
— Три Ножа возвращается, — крикнул я капитану. — С ним Крошка. А больше не вижу.
Ожерелье отер шею ладонью. Он так и не снял кирасы.
— Понял, — ответил он.
Я снова принялся глазеть по сторонам, и тут меня словно что-то кольнуло. Я насторожился и принялся осматривать окрестности с большим тщанием. Ничего. Но какое-то нехорошее чувство не отпускало меня. Я вернул взгляд на палубу лодьи. Неприятное ощущение усилилось. На палубе тоже вроде ничего особенного не творилось. Со мной такое происходит не впервые, и ни разу еще меня это предчувствие не обманывало. Я стал ждать.
Он появился на палубе с увесистым узелком на плече. Я сразу сообразил, кто он. Корабельный ворожей с лодьи. (Это Зимородок — маг, а все остальные для меня теперь ворожеи, и только.) Длинная рубаха из выцветшей, когда-то синей ткани топорщилась на его спине. Он вынырнул из дверцы, ведущей в кубрик, и остановился, притопывая ногой по палубе.
