Андре Нортон - Призрачный город
Они рванулись в узкую дверь, на которую он указал. Выходивший последним Корис захлопнул ее и задвинул засов. Они побежали по коридору — надо было торопиться. К счастью, под потолком еще светили шары, а под ногами был ровный пол.
Звуки прибоя становились все громче, наконец они выскочили в пещеру, где на якоре раскачивались лодки.
— Ложись. — Рука Кориса подтолкнула Саймона, и он упал вниз лицом. В лодку спрыгивали люди, не давая ему подняться. Стукнула еще одна дверь, или это над ними захлопнулся люк? Свет исчез, воздух тоже. Саймон и не пытался пошевелиться, не зная, что будет дальше.
Лодка раскачивалась, по днищу, толкая его, перекатывались тела людей. Саймон изогнутой рукой прикрыл лицо. Качка не нравилась ему — хорошим моряком он не был никогда. Стараясь подавить тошноту, он никак не ожидал этого грохота, что вдруг разорвал вокруг мир.
Они все еще раскачивались на волнах, когда, подняв голову, Саймон ощутил свежий воздух. Он извивался и отталкивался, не обращал внимания на тех, кто лежал под ним. И перед его ошеломленным взором предстал совсем не ночной туман — его не было, — а светлый день. И море, и небо, и берег позади — все было освещено ярким светом.
Но когда же взошло это солнце в языках пламени над руинами крепости? Он оглох, огненный шар слепил его. Лодки направлялись в море, оставив позади странное светило.
Одна… две… три… хрупкие, словно скорлупки, лодчонки скользили вперед. Парусов не было, должно быть, их толкал какой-то мотор. В его лодке на корме неподвижно сидел человек — широкие плечи выдавали Кориса. Он держал руки на румпеле. Остатки отряда Эсткарпа вырвались из ада, которым стала гавань сулкаров, но что их ждет впереди?
Туман исчез, и пожар на берегу ярко освещал неспокойное море. Волны бросали лодчонки из стороны в сторону — должно быть, взрыв, что разрушил крепость, потряс и море. Ветер с берега, словно рукой, вдавливал хрупкие суденышки в воду. И люди в этих скорлупках начали понимать, что, быть может, лишь несколько минут жизни выгадали они, но не спасение.
II
ВЕРЛЕНСКИЕ СОБЫТИЯ
Тусклое море серело внизу как лезвие топора, которое не заблестит, три не три его, или стальное зеркало, вдруг затуманившееся изнутри. Плоское небо сливалось с морем, и трудно было даже понять, где сходятся воздух с водою.
Лоис съежилась на узком выступе под стрельчатым окном. Она боялась высоты — эта крутая башня выступала из стены как раз над клыками злобных утесов, скалившихся в пене волн, — и это не нравилось ей. Но все же ее часто тянуло именно сюда, ведь отсюда, если глядеть в пустоту, которую даже птицы нарушали лишь изредка, можно было увидеть свободу.
Узкие ладони с длинными пальцами были прижаты к стене по обе стороны окна, и при желании она могла бы наклониться вперед на дюйм или два и заставить себя поглядеть на то, чего так боялась, как заставляла она себя делать многое, отчего ежилось тело и содрогался ум. Дочерью Фалка можно быть, лишь вырастив вокруг сердца панцирь из льда и железа, который не сокрушить ни побоями, ни унижениями. А возведением этой внутренней цитадели она и была занята большую часть своей короткой жизни.
В Верлене перебывало много женщин — у Фалка был хороший аппетит. И с детства Лоис холодным взором следила за их появлением и быстрым исчезновением, а потом размышляла. Ни одну из них не назвал он женой, ни одна не принесла ему потомства, к великому его огорчению, но к выгоде Лоис. Ведь Верлен не принадлежал Фалку по праву. Только единственная женитьба его на покойной матери Лоис и лишь до смерти самой Лоис давала ему право владеть Верденом и его богатыми доходами от грабежей и мародерства на море и на берегу. Родственники матери в Карстене тут же заявили бы права на Верлен в случае смерти девушки.
Но заполучи Фалк сына от одной из тех, кого волей или неволей он затаскивал в огромную баронскую кровать, — и по новым законам герцогства он мог потребовать не только регентства до совершеннолетия наследника. По старинному праву наследовалось все по матери, теперь же стали определять по отцу, и лишь когда наследника мужского пола не оказывалось, обращались к старым законам.
Тоненькой ниточкой власти и безопасности, огоньком надежды тешила себя Лоис: хорошо, если бы Фалка зарубили в одном из пограничных набегов… Ах, если бы это сделал мужчина из обесчещенных Фалком семей, тогда и она и Верлен сразу бы стали свободными! Потом они узнают, на что способна женщина! И что она не праздно проводила эти годы в затворе, как все считали.
Она слезла с выступа, пересекла комнату. От морской сырости здесь всегда было холодно и мрачно от постоянного отсутствия солнца. Но к сумраку и холоду она уже привыкла, они были неизменной частью ее жизни.
Лоис встала перед зеркалом, что висело за кроватью с задернутым пологом. Это было не дамское зеркальце, а граненый щит, отполированный до смутного блеска. Изображение он давал слегка искаженное. А стоять перед ним, глядеть на себя и не отводить глаз тоже было частью ее постоянных занятий.
Лоис была не велика ростом, но лишь этим походила на тех пышных женщин, что удовлетворяли потребности людей отца, и на роскошных — тех, что приберегал он для себя. Ее тело было худым и мальчишески стройным, и только небольшие припухлости, едва намекали, что она не юнец. Волосы, прядями ниспадавшие с плеч на грудь, были достаточно густыми, но столь блеклыми и бесцветными, что, кроме как на солнце, она казалась седою каргой. Ресницы и брови — такие же бледные, иначе говоря, полное отсутствие их, на вид делали ее лицо пустым и бездумным. Кожа туго обтягивала тонкие скулы, грудь была гладкой и блеклой. Даже узкие губы не розовели. Выросшая в темноте, она была бледной, но жизненной силы в ней доставало… — так умудренный опытом мечник выбирает легкий клинок, а неопытный — увесистый и грубый.
Вдруг она стиснула кулаки, руки ее на мгновение соприкоснулись, а потом упали вдоль бедер. Там, под рукавами, кулаки были сжаты и ногти почти вонзались в ладони… Лоис не обернулась к двери, даже не показала, что слышала стук задвижки. Она прекрасно знала теперь, насколько может выказывать открытую неприязнь к Фалку, и никогда не преступала дозволенного предела. Иногда в отчаянии ей казалось, что отец и не замечает этих признаков ее возмущения.
За спиной хлопнула дверь. Владыка Верлёна к любому препятствию относился так, словно штурмовал вражескую крепость. И он топал теперь к ней походкой человека, только что на острие меча принявшего ключи от униженного противника.
Если Лоис была бесцветною дочерью мглы, то Фалк был созданием пламенным и энергичным. Доброе тело его только начинало поддаваться последствиям грубых наклонностей, и он все еще был более чем просто красив и нес свою огненную голову с достоинством принца, только лицо его чуть обрюзгло. В Верлене любили своего господина; его умение искренне благодарить, пусть и недолго бывал он доволен, подкупало, а пороки… что же, такие пороки понимали и разделяли все его люди.
