Святослав Логинов - Многорукий бог далайна
Встревоженный Шооран побежал рассказать об этом старику. Старик, как обычно вечером, сидел в своей комнате, той самой, в которую он принес больного Шоорана. На столе перед стариком лежал кожаный бурдюк с перебродившим соком туйвана. Шооран хорошо знал этот напиток, его часто пили цэрэги охранной дюжины. Сок туйвана в его глазах был обязательной принадлежностью настоящей жизни, но почему-то ему не нравилось, ежели старик выносил с нижнего яруса бурдюк. Напившись, старик мрачнел, начинал кричать на кого-то, обвиняя и оправдываясь. В эти минуты Шооран старался не попадаться ему на глаза, опасаясь, что старик не узнает его или вдруг обрушится с руганью и прогонит неизвестно куда.
Но сейчас сделанное открытие беспокоило его сильнее всего, и Шооран, войдя к старику, сбивчиво рассказал об увиденном. Старик молча выслушал рассказ, поднял красное от выпитого сока лицо.
— Тебя это удивляет, малыш? — сказал он. — А разве ты не слышал, что Тэнгэр сотворил далайн прямоугольным, и, значит, где-то у него должен быть угол? Здесь поворачивает граница мира. Судьба загнала нас с тобой, мальчик, в угол мироздания. Бородатые мудрецы из далеких земель подсчитали, что в ширину в далайне умещается три дюжины оройхонов, а в длину — четыре. Таким образом, весь мир, будь он застроен вдоль и поперек, вместит ровно тройную дюжину оройхонов. Но только я знаю, что это неправда! Трех оройхонов в длину не хватает! Мудрый Тэнгэр словно последний торгаш надул Ёроол-Гуя, выстроив далайн меньших размеров, чем было условлено. Как я смеялся, когда понял это! А может быть, никакого договора и не было, и все выдумано длиннобородыми мошенниками, чтобы оправдать съеденный хлеб. Раз поперек три дюжины, то вдоль должно быть четыре… Разумно и красиво… А я первый среди людей дошел до этого края мира и знаю, что весь их разум не стоит и сгнившей чавги!
— Не первый, — напомнил Шооран. — Еще был безумный илбэч, который построил все это…
— Что ты знаешь об илбэче! — закричал старик. — Что ты можешь о нем знать, если родился, когда имя его уже досталось Многорукому!? — Старик, пошатнувшись, встал, ухватил Шоорана за плечо: — Идем!
— Куда? — испугался Шооран.
— На мокрый оройхон… к границе… Ты еще ни разу не видел стены Тэнгэра, я покажу ее тебе.
— Вечер скоро, — робко возражал Шооран.
— Ничего, вечер годится не хуже любого другого времени. Переодевайся, нам надо торопиться.
Шооран поспешно достал и натянул мамины буйи и старый жанч. Старик пошел не переодеваясь, в чем был, хотя нойт грозил разъесть его тонкую обувь, да и тканый цамц — не лучшая одежда для прогулок к далайну.
Всю дорогу старик торопил Шоорана, так что под конец тревога и предчувствие беды полностью овладели мальчиком, и он торопился уже сам, без понуканий. Они шли на север, к самому дальнему из мокрых оройхонов, туда, где Шооран еще ни разу не бывал. Под ногами зачавкала грязь мокрого оройхона, по левую руку кисло задымилась мертвая граница — слияние влаги далайна и огня. Небесный туман над головой наливался красным вечерним светом.
— Смотри! — хрипло выкрикнул старик, указывая рукой на что-то, скрытое дымом горящего нойта. — Это и есть стена Тэнгэра — та граница, которую нам нельзя переступать!..
Шооран качнулся вперед, до боли напряг зрение и различил за клубами дыма и туманом уходящую вдаль стену. Стена была серой и безвидной. Она могла быть каменной, но больше походила на неподвижное облако. Высоты ее было не определить, наверху стена смыкалась с тучами, и, если бы не вечер, окрасивший небесный туман, верхняя часть стены стала бы вовсе неразличимой. Зато, когда дым ненадолго расползался в стороны, хорошо было видно подножие, а вернее, та часть стены, что омывалась влагой далайна. Шооран с ужасом увидел, что стена в этом месте густо изъязвлена, ее покрывают глубокие раны, и колышущийся далайн при каждом движении продолжает неустанно разъедать ее, промывая все более обширные и глубокие ямы.
Шооран представил, как стена не выдерживает, и влага с шумом устремляется наружу, за пределы мира. Исполнив старое предсказание, она затопит все пространство, в котором не останется места ни для чего, кроме ядовитой слизи и торжествующего Ёроол-Гуя.
— Старик! — закричал Шооран, указывая на стену. — Она сейчас упадет!
— Не думаю, что прямо сейчас, — прохрипел старик, — она не очень сильно изменилась за десять лет, но когда-нибудь упадет.
— Но ведь там за стеной — алдан-тэсэг!
— Что мне за дело до алдан-тэсэга? Пусть Тэнгэр подумает не только о вечности, но и о своей вечной жизни. Для этого у него есть достаточно времени. Меня пугает иное: что будет с оройхонами, когда упадет стена? Не утонут ли они, не обвалятся ли в гости к Многорукому? Мне кажется, об этом должен думать каждый, кто хоть раз видел стену далайна…
— Неужели ничего нельзя сделать? — выкрикнул Шооран.
— Почему нельзя? Сделать можно все! — старик пел слова злобным речитативом. Шагнув к краю, он, словно жрец, приносящий жертву, поднял руки. Седая голова тряслась, пение звучало отрывисто и дико. — Я ненавижу этот мир, сделанный не для нас!.. Эту слизь, названную влагой!.. Это зверье, чуждое людям!.. Моя ненависть горит огнем, и огонь пылает в моих руках! Пусть умрет глубина далайна и его яд!
На секунду Шоорану показалось, что и впрямь на ладонях старика полыхнул факел, словно вспыхнула разом пригоршня харваха, но наваждение тут же рассеялось. Остался лишь пьяный кликушествующий старик, признающийся в застарелой ненависти к равнодушному далайну. Шоорану стало больно и стыдно, но он не знал, как прекратить жалкую сцену и увести старика домой. Он уже протянул руку, чтобы дернуть старика за полу цамца, но замер, увидев разом то, чего никак не ожидал.
Далайн больше не был равнодушен. По нему пошли волны, шапки пены вздулись, словно вернулся мягмар. Туман ложился пластами, влага затвердевала, обращаясь в камень, холмы серо-зеленой пены застывали тэсэгами. Из глубины возникал оройхон. Чудо совершалось в полной тишине, лишь старик бесновался, хрипя:
— Ты убийца! Враг!.. Не-на-ви-жу-у!..
И вдруг все кончилось. Старик опустил руки, опали водяные бугры, поползли как и прежде дым и туман. Но там, где раньше была полуразрушенная стена, теперь стоял оройхон. Суурь-тэсэги поднимались над усеянной валунами равниной, и лишь вспененный поребрик указывал, где прежде был берег. Со стороны старого оройхона он был привычно усыпан отбросами, со стороны нового — девственно чист.
Старик повернулся к Шоорану.
— Ты думаешь, это все? — спросил он перехваченным голосом. — Нет! Смотри еще!
Он взял Шоорана за руку — ладонь была холодной, словно у мертвеца — и повел туда, где еще недавно расстилалась гладь далайна. Они перешагнули поребрик, и в ту же секунду каждый камень, каждый холм, всякий, даже небольшой тэсэг запылал белым ослепительным огнем, еще не скрытым под черной коркой окалины, покрывающей авары на давних пограничных оройхонах. Свободной осталась лишь узкая прибрежная полоса.
