Леонид Бутяков - Тайна Владигора
— Заткнись, поскребыш! — рявкнул Ероха и ткнул пленника сапогом под ребра. — О княжестве теперь я думать буду! А ты лучше моли своих богов, чтобы я не разозлился окончательно.
Любава смотрела то на безумного Ероху, способного в любой момент пустить в ход кинжал, то на связанного, окровавленного Ждана, то на мертвое тело охранника и уже не знала, как ей поступить.
— Ну, мне еще долго ждать?! — взъярился Ероха, заметив ее растерянность.
Вдруг за дверью раздались крики и зазвенели мечи. Сотник быстро шагнул к двери, но она сама распахнулась и на пороге возник один из стражников. Его рот открылся в беззвучном вопле, глаза готовы были вылезти из орбит.
— В чем дело, Гурья? — встревоженно спросил Ероха. Но стражник его не слышал. Качнувшись на подгибающихся ногах, он захрипел и рухнул на пол. Между лопаток у него торчал широкий боевой нож.
В то же мгновение, перепрыгнув через убитого, в опочивальню ворвался маленький, коренастый человек, ростом едва ли выше десятилетнего ребенка, но невероятно широкоплечий и мускулистый. В руке он сжимал увесистую палицу, а пустые ножны на поясе не оставляли сомнений, что именно его нож торчит в спине стражника.
— Чуча! — радостно воскликнула Любава и рванулась к двери.
Однако Ероха оказался проворнее. Схватив Любаву за волосы, он выставил ее перед собою как щит. Лезвие кинжала уперлось ей в горло.
— Один твой шаг — и она мертва!
Чуча остановился. Еще трое или четверо его соплеменников, таких же низкорослых и плечистых, замерли у входа.
— Бросьте оружие и выйдите отсюда! — крикнул Ероха. — Ну, кому говорю?! Я прирежу ее, как овцу!..
— Хорошо, — спокойным голосом ответил Чуча. — Мы сделаем, как ты хочешь.
Он отбросил палицу в сторону, повернулся и шагнул к дверям, но, неуклюже споткнувшись о труп стражника, растянулся на полу.
— Живее, урод, живее! — взвизгнул Ероха.
— Иду, иду, — пробормотал Чуча, поднимаясь и незаметно вытаскивая припрятанный за голенищем короткий нож. — Вот только хотел у тебя спросить: как ты намерен отсюда выбраться?
— Не твоего ума де…
Сотник не успел договорить. Чуча резко вскинул руку — клинок молнией сверкнул в воздухе и вонзился Ерохе в переносицу. Глаза предателя закатились. тело обмякло, и он — уже мертвый — повалился к ногам Любавы.
Столь своевременное появление во дворце Чуча объяснил просто. Вместе с тремя родичами он направлялся в стольный город, чтобы кое-каких товаров прикупить для семейства, а заодно встретиться со старыми друзьями — Любавой и Жданом, узнать подробности о походе на айгуров, выяснить, почему князь домой не вернулся вместе с дружиной. Однако задержались в дороге, засветло в Ладор не поспели, а ночевать возле запертых крепостных ворот не хотелось. Вот и решили воспользоваться Великаньей Глоткой — тем самым подземным ходом, что начинается у Великан-Камня и ведет в бывшее тайное узилище Климоги Кровавого.
Только наружу сунулись, глядь — двое громил тащат кого-то по лестнице из подвала. Пришлось подождать, когда мимо пройдут. Чуча был чрезвычайно удивлен: неужто Любава надумала использовать дворцовый подвал для тех же целей, что и ненавистный ей Климога? Да и зачем ей среди ночи понадобился бедный узник? Не для пыток же! А если Любава здесь ни при чем?.. Пораскинув мозгами, Чуча решил осмотреть подвал и сразу наткнулся на вещицу, валявшуюся на каменном полу. Это был хорошо знакомый ему оберег — маленькая фигурка рыси, вырезанная из кости. Это был оберег Ждана!
Вот, значит, кого волокли громилы по лестнице! Стало ясно, что во дворце творится нечто странное, если не хуже. Чуча и его родичи без промедления кинулись к покоям Любавы, но здесь их остановили стражники. Да не просто остановили, а выхватили мечи из ножен и без всяких расспросов и предупреждений вознамерились порубить подземельщиков в куски. Видимо, наивно полагали, что с легкостью управятся с четырьмя коротышками. Глупцы! Подземельщики только с виду неказисты и неуклюжи, а на самом-то деле мало кто превосходит их в боевом искусстве.
В общем, подземельщики в два счета и навсегда усмирили обнаглевших громил, через порог ступили… Ну, остальное уже известно.
— Жаль, что вы всех мерзавцев прикончили, — вздохнул Ждан. — Как теперь выяснить, с чего вдруг Ероха взбеленился?
— Извини, дружище, — улыбнулся Чуча. — У подземельщиков рука тяжелая, глаз точный. Коли вынуждают, бьем без промаха и наверняка.
— Не придирайся, Ждан, — вступилась за Чучу Любава. — Если бы не подземельщики, кто знает, что сейчас было бы с нами.
— Тоже верно, — согласился Ждан, осторожно потрогав огромный синяк на скуле.
Они втроем сидели в княжеской горнице. За окном занимался долгожданный рассвет. Ждан держался довольно-таки бодро, чего нельзя было сказать о Любаве, измученной событиями этой бесконечной ночи. Подземельщик Чуча, только что узнавший правду об исчезновении князя, старался не выказывать своей тревоги: и без того, как он быстро понял, среди его друзей царило несвойственное им уныние.
— Сначала я подумала, что всему виной черная зависть Ерохи к тебе, — продолжила Любава. — Он несколько раз помянул твое имя, твердил о своих заслугах, которые, дескать, не оценили по достоинству. Но его глаза… Мне показалась, что я заглянула в Преисподнюю. Это был взгляд не просто безумца, нет! Там было еще нечто — жуткое, ледяное, нечеловеческое. Мне кажется, Ероха лишился разума под воздействием чьей-то злой и могущественной воли, и эта воля им управляла… Ох, предупреждала ведь меня Зарема, что беда рядом ходит! Чародейка, видать, нутром чуяла присутствие во дворце злой воли, а я, глупая, не приняла всерьез ее предупреждение.
— Может быть, ты и права, княжна, — задумчиво произнес Ждан. — Во время похода он вел себя достойно и отважно, хотя иной раз бывал слишком высокомерен в отношениях с рядовыми дружинниками. А вот на другой день после исчезновения Владигора он куда-то запропал, отсутствовал с полудня до позднего вечера, хотя его сотня должна была прочесывать правобережные скалы. Вернулся к полуночи, весь какой-то издерганный, мрачный, рассказал, что заблудился и угодил в болото, едва не утонул. Мне, честно говоря, тогда не до него было… Теперь думаю, что именно там, в болоте или еще где-то, разум Ерохи дал трещину, поскольку на обратном пути многие дружинные десятники стали на него сетовать: сквернословит на каждом шагу, злоблив не в меру, чуть что — в драку. Мы все были изрядно уставшими, и этим я объяснял его поведение. К тому же, когда миновали Замостье, жалобы десятников прекратились, все наладилось… Н-да, моя вина — проглядел.
