Орсон Кард - Седьмой сын
И не однажды, а много раз, десятки раз: надежда на еду, вера в то, что никакого вреда причинено не будет; затем растерянность – нечего есть, совсем нечего – и после растерянности ужас, боль, смерть. Каждый маленький доверчивый кусочек жизни, преданный, раздавленный и размазанный. И затем в своем видении он стал тем, кто спасся от ползающих теней, давящих башмаков под кровать, в трещину стены. Он спасся из этой комнаты смерти, но не в старое место, не в безопасную комнату, потому что теперь она уже больше не была безопасной. Это было место, откуда пришла ложь. Это было место предателя, лжеца, убийцы, пославшего их сюда на смерть. Конечно, в этом видении не было слов. В нем не могло быть слов, как не было ясности мысли в мозгу таракана. Но у Алвина были и слова и мысли и то, чему научились тараканы, он знал лучше любого таракана. Им обещали кое-что, их уверили в том, что это правда, а потом это оказалось ложью. Смерть ужасна, да, беги из этой комнаты; но в другой комнате было кое-что похуже чем смерть – там мир сошел с ума, это было место, где возможно все, где ничему нельзя было верить. Ужасное место. Самое плохое место. Тут видение кончилось. Алвин сидел, прижав ладони к глазам и отчаянно всхлипывал. Они страдали, кричал он мысленно, они страдали и все из-за меня, я предал их. Вот что хотел мне показать Сияющий Человек. Я заставил тараканов поверить мне, а потом обманул их и послал на смерть. Я совершил убийство.
Нет, не убийство! Где это слыхано, чтобы уничтожение тараканов называлось убийством? Никто на свете не назовет это так. Но Алвин знал, что бы ни думали другие люди – совершенно неважно.
Сияющий Человек пришел и показал ему, что убийство есть убийство. И теперь Сияющий Человек ушел. Свет ушел из комнаты и когда Ал открыл глаза, в комнате не было никого, кроме спящего Калли. Слишком поздно даже для того, чтобы просить прошения. Чувствуя себя страшно несчастным, Алвин закрыл глаза и еще немножко поплакал.
Сколько это длилось? Несколько секунд? Или, может, Алвин задремал и не заметил, что прошло гораздо больше времени? Сколько бы времени ни прошло – свет вернулся опять. Опять он проник в него, не через глаза, но пронизывая его прямо до сердца, шепча и успокаивая. Алвин открыл глаза опять и взглянул в лицо Сияющему Человеку ожидая, что он заговорит. И когда он не сказал ничего, Алвин подумал, что теперь его очередь и начал, запинаясь, говорить слова, не шедшие ни в какое сравнение с тем, что он чувствовал. «Простите меня, я больше никогда не буду делать так, я буду…» Он знал, что всего лишь мямлит что-то явно неподходящее, и на душе у него было так тяжело, что он даже не слышал того, что говорит. Но свет на мгновение вспыхнул ярче и он почувствовал, что ему был задан вопрос. Уверяю вас, ни слова не было произнесено, но он понял, что Сияющий Человек хотел бы знать, за что он просит прошения.
И задумавшись, Алвин перестал быть таким уж уверенным, что он был не прав. Наверное, все-таки это не убийство, ведь если ты не зарежешь свинью, то рискуешь умереть от голода, и к тому же, ведь если ласка убивает мышь, то это не убийство, правда?
Тут в него опять проник свет и он увидел еще одно видение. На этот раз речь шла не о тараканах. Теперь он увидел, как Краснокожий, стоя на коленях перед оленем, звал его придти и умереть; олень подошел, глаза его были открыты и он дрожал так, как всегда дрожат испуганные чем-то олени. Он знал, что идет на смерть. Краснокожий выпустил в него стрелу, и она осталась дрожать в оленьем боку. Ноги оленя подкосились. Он упал. И Алвин знал, что в этом видении греха не было, потому что смерть и убийство были частью жизни. Краснокожий поступил правильно, олень тоже, и оба они действовали согласно законам природы.
Значит, если он совершил зло, то это была не смерть тараканов, а что же тогда? Власть, которой он обладал? Его умение повелевать вещами, подчинять их собственной воле, заставлять их ломаться в нужном для него месте; понимать то, как они устроены и таким образом заставлять их работать? Он считал это очень полезным, когда делал и чинил те веши, которые обычно делают и чинят мальчики в доме, находящемся в необжитой стране. Он мог сложить два куска рукоятки сломанной мотыги, и сложить их при этом так плотно, что они срастались без клея и гвоздей. Или два куска драной кожи, ему не надо было даже сшивать их; и когда он завязывал узел на веревке или канате, тот всегда был крепок. С тараканами он использовал тот же самый дар. Дай вещам знать, какими они должны быть, и они сами сделают все, что тебе надо. Так, значит, в этом даре и был его грех? Сияющий Человек услышал вопрос еще до того, как он подобрал нужные слова. Возникла новая вспышка света и пришло новое видение. На этот раз он увидел себя прижимающим руки к камню, который потек под его пальцами как масло и принял нужную форму, целый и невредимый упал с горы и покатился уже в виде идеальной сферы безупречной формы, увеличиваясь и увеличиваясь до тех пор, пока не стал целым миром, принимающим ту форму, которую придавали ему руки Алвина, с возникающими на его поверхности травой и деревьями, с животными бегающими, скачущими, летающими и плавающими на, над и внутри этого каменного шара, который сделал Алвин. Нет, это был не ужасный, а чудесный дар, если бы он только знал, как правильно воспользоваться им. Ну хорошо, если дело не в убийстве и не в моем даре, что тогда я сделал не так?
На этот раз Сияющий Человек ничего не показал ему. Не было вспышки света и не было никакого видения. Вместо этого внезапно пришел ответ, не от Сияющего Человека, но из глубин его собственного сознания. На секунду он почувствовал себя страшно глупым и неспособным понять причины собственной испорченности, но в следующий момент все стало на свои места. Дело было не в смерти тараканов и не в том, что он послужил ей причиной. А в том, что сделал он это для собственного удовольствия. Он сказал им, что они должны сделать это для их собственной пользы, а это было не так, пользу это несло только Алвину. Навредить сестрам, более чем навредить тараканам и все для того, чтобы Алвин мог валяться в постели трясясь от смеха, потому что он все же смог… Да, да, Сияющий Человек услышал эти мысли, и Алвин увидел, как из его сверкающих глаз вылетело пламя и ударило мальчика прямо в сердце. Он догадался. Правильно.
И тогда, на этом самом месте, Алвин сделал самое серьезное обещание в своей жизни. Ему был дан дар, и он будет им пользоваться, но в подобных вещах существуют свои правила, и он будет следовать им, даже если ему станет грозить смертельная опасность. «Я больше никогда не использую свой дар для себя», сказал Алвин-младший. И когда он сказал эти слова, то его сердце так сильно запылало изнутри, будто оно в огне.
