Вера Камша - Синий взгляд Смерти. Рассвет
— Благая весть, — одобрил Бонифаций. Рядом с худющим кэналлийцем супруг выглядел особенно жизнеутверждающе, но жрать поменьше ему бы не мешало. — И что Хаммаил? Возрыдал и отпустил? Не верю.
— И правильно, что не верите. — Дьегаррон опять поморщился, Матильде показалось, что брезгливо.
— Так что же сотворил сей муж непотребный? — уточнил Бонифаций, озирая стол, уже накрытый, но пока лишенный главного. — Лобызал копыта Капрасова коня или веревочку поперек дороги натянул?
— Это было бы слишком честно. — Маркиз поправил стоящие в глиняном кувшине цветы, свеженькие, еще в дождевых каплях. Неужели сам собирал? — Хаммаил выдвинул большую часть имевшихся у него сил наперерез Капрасу, но сам остался в своей резиденции. Дескать, он ни при чем, это у казаронов душа не вынесла гайифского предательства. Глупо, но с отчаяния чего не сделаешь...
— Глупо, — вмешалась в разговор принцесса, понимая, что Альдо тоже бросили бы. Другое дело, что внук не преминул бы угостить наладившегося домой союзника сонным камнем. — Если б Капрас внезапно помер, можно было бы купить его офицеров или хотя бы попытаться купить, а так что? Корпус начинает марш домой, его не пускают, а Лисенку того и надо.
— Истину глаголешь, — подтвердил муженек и отпихнул вознамеривавшегося поднять корзину с бутылками хозяина. — При твоей голове кланяться, хоть бы и наисвятейшему, последнее дело! Ходи так, будто корону уронить боишься... Так что там Адгемарово семя?
— Оказии Баата не упустил. На следующий же день, точнее — в ночь после ухода верных Хаммаилу казаронов, резиденцию атаковали бириссцы. — Голос Дьегаррона был безрадостно-ровен, и Матильде захотелось маршала расцеловать. Отнюдь не по-матерински. — Нападающих было достаточно, чтобы смять охрану и ворваться во дворец.
— Создатель любит не теряющих времени попусту; Враг тоже. Лишь зад свой от земли не подъемлющий никому не угоден. — Бонифаций ловко откупоривал вино и расставлял бутылки между блюд. Смиренно ждущих своей участи рыбин и птиц украшали наверченные из овощей цветы, вызывая в памяти самый мерзкий из виденных алаткой снов. Матильда протянула руку, вырвала из щучьей пасти рыжую морковную розу и вышвырнула в открытое окно. В ответ на два недоуменных мужских взгляда ее высочество выкинула луковую лилию.
— Агарисом повеяло, — чуть смущенно фыркнула она. — Там вечно так... Прежде чем сожрать — розу в зубы. Бумажную.
— Еретики и сквернавцы, — поддержал муж. — Договаривай, чадо. Бириссцы сии немалым числом не просто просочились на чужие земли, но и к самому казарскому обиталищу подобралась. На то время нужно — раз, и свои люди в Гурпо — два...
— Лисенок загодя готовился, — бросила, борясь с дурацкой злостью, Матильда, — чего уж там. А Хаммаиловых дружков купить вряд ли трудно.
Умный покупает, умный продает, а дурак — товар, что бы он о себе ни воображал. Внука тоже купили бы, не у Эпинэ, так у какой-нибудь сволочи вроде Хогберда... Правда, поганец оказался слишком умен даже для такой сделки, он просто не полез в ловушку. Хоть бы его мориски прирезали, борова пегого!
— Да ты, горлица моя, никак недовольна? — прогудел начинающий раздражать супруг. — А для чего мы с тобой по горам скакали, как не для того, чтоб Лисенок, себе угождая, о Талиге радел?
— Противно, когда королевские головы как капустные кочаны покупают! — Принцесса перевела взгляд на Дьегаррона, который хотя бы не светился от радости. Смотреть на маркиза вообще было приятно, Матильде с детства нравились мужчины, напоминавшие хищных птиц. А выскочила первый раз за удода, второй — за кабана.
Маркиз взгляд выдержал, только чуть шире открыл глаза, большие, по ложке каждый.
— Не думаю, что Хаммаил достоин вашего сожаления, — покачал он больной головой. — Я располагаю лишь слухами, но они очень похожи на правду. Вроде бы казарская охрана сложила оружие, поняв, что ее обманули. Люди слышали, как Хаммаил кричал: «Все на стены, и я за вами, мы сможем отбиться!», однако на стенах его не дождались. Потайной ход, обычное дело. Пусть наша война, сударыня, еще не стала вашей, но в Алате подобное вряд ли прощают.
— Еще чего не хватало, — отрезала урожденная Мекчеи, — с зайцами у нас разговор короткий.
С зайцами — да, а с твоим собственным братцем? На охоте Альберт от кабанов с медведями не шарахался, а вот от врагов, если б они заявились под стены? Хотя великий герцог Алати успел бы между собой и врагами кого-нибудь сунуть.
— Сюзерен, уподобившись зайцу, становится вровень с капустой, — вздохнул Дьегаррон, — причем гнилой. Подлец еще может такую продать, человек порядочный выбросит и вымоет руки. Среди оставшихся с Хаммаилом, похоже, были и те и другие.
— Готова поклясться, — буркнула, все еще размышляя о братце, Матильда, — ход, которым удирал казар, оказался не таким уж и потайным.
— О подробностях и сам Лисенок, и те из его людей, кто все знает, пока молчат, но — и вот это известно точно — Хаммаил убит вместе с наследниками и кагетской родней, а гайифская захвачена для дальнейшего торга. Сейчас по всей юго-восточной Кагете режут непримиримых врагов Бааты. Кто-то, возможно, успеет добраться до Капраса, и его даже не выдадут.
— Ваш Лисенок охотится, как положено, — с чувством произнесла алатка. — Обложил соперника по всем правилам, выкурил из норы, тот на засаду сам и выскочил.
— Да, ваше высочество. — Может, коварство теперь уже единственного казара кэналлийцу и не нравилось, но тщательность проработки плана он оценил высоко. — Баата показал себя умным и решительным человеком.
— Мы же, — проревело из-за спины, — памятуя о планах богоданного нашего регента, должны встретиться с сим хищником, мелким, но полезным благому делу.
— Баата жаждет того же, — обрадовал Дьегаррон, — по его словам, пришли важные новости из Паоны, а это повод для заверений в дружбе.
О своей роли в исходе Капраса из Кагеты хитрец вряд ли станет распространяться, но то, что гаийфцы уходили через владения Бааты и чуть ли не под охраной его отрядов, требует объяснений, и казар намерен их предоставить прежде, чем мы его спросим. При этом вести из Паоны у него должны быть настоящими, этот человек, насколько я мог понять, лжет не больше, чем требуется.
— А ну его к кошкам! — неожиданно кратко заявил муженек. — Вино продышалось, тайны кончились, брюхо свело, пора вкушать. Зови своих соратников, и начнем благословясь.
Дьегаррон вырвал у форелины помилованный Матильдой свекольный цветок и исчез; теперь на столе остались лишь дикие мальвы в глиняных кувшинах. Живые, даже в росе... Неужели кэналлиец собирал их сам? Неужели для чужой жены?! Матильда потянулась к букету, выбрала темно-красный цветок, пристроила на все еще отменной груди и покосилась на супруга.
