Мэри Стюарт - Хрустальный грот. Дикий волк
— Почему бы и нет? В худшем случае он откажет мне.
— В худшем случае! Клянусь Юпитером, посмотрите на него! Послушай моего совета — ужинай и ложись спать. Не обращайся даже к Камлаку. Он поссорился с женой и стал похож на горностая, у которого болит зуб.
— Шутишь, что ли?
— Боги не оставят тебя, если ты пойдешь по их стезе.
— Да-да, но некоторые боги могут задавить тебя своими слишком большими копытами. Ты предпочитаешь, чтобы тебя похоронили по-христиански?
— Не против. Полагаю, что скоро меня ожидает крещение, как только к нам приедет епископ. Но пока я не отношусь ни к кому.
Он рассмеялся.
— Надеюсь, меня предадут огню, когда настанет мой черед. Это выглядит несколько чище. Ладно, не хочешь слушать — не слушай. Но не отправляйся к королю на пустой желудок.
— Обещаю, — ответил я и отправился на поиски ужина. Поев, я надел приличную тунику и пошел к деду.
К моему облегчению, Камлака с ним не было. Король находился в своей спальне, расслабленно развалившись в кресле перед пылающим камином. У его ног спали два волкодава. Поначалу мне показалось, что рядом с ним в кресле с высокой спинкой сидела королева Олуэн, но это была моя мать. Рядом лежало вышивание, усталые руки придерживали на коленях белое полотно. Она обернулась и приветствовала меня удивленной улыбкой. Один из волкодавов застучал по полу хвостом. Другой приоткрыл глаз и, поводив им, закрыл снова. Дед сердито посмотрел на меня из-под нахмуренных бровей, но довольно добро сказал:
— Ну что, мальчик? Не стой там. Проходи же сюда. Там чертовски сквозит. Закрой дверь.
Я повиновался и подошел к огню.
— Могу ли я видеть вас, сэр?
— Ты видишь меня. Что ты хочешь? Садись.
Я взял стул и поставил между ними, чтобы не оказаться в тени.
— Ну что? Давно не видел тебя. Засиделся за книгами?
— Да, сэр. — Исходя из принципа, что лучшая защита — это нападение, я перешел к главному.
— Я уезжал сегодня днем покататься верхом и…
— Куда?
— Вдоль реки. Ничего особенного, потренироваться в верховой езде и…
— Уже хорошо.
— Да, сэр. Поэтому я пропустил посланца. Мне сказали, сэр, вы уезжаете завтра утром.
— А какое это имеет отношение к тебе?
— Мне только хотелось бы отправиться вместе с вами.
— Тебе хотелось бы? Тебе хотелось бы? С чего бы это вдруг?
В моей голове закружились десятки ответов. Показалось, что мать с сожалением следит за мной. Дед ждал с безразличным нетерпением, смешанным с легким удивлением. Я ответил чистую правду.
— Мне уже тринадцатый год, а я не ездил дальше Маридунума. Если дядя настоит, то меня заточат в этой или какой-нибудь другой долине, стану писарем и нигде не побываю.
— Ты намекаешь, что тебе неохота учиться?
— Нет. Я хочу учиться больше всего на свете. Но учеба что-то дает, если ты успел повидать мир. Если бы вы позволили мне отправиться с вами.
— Я еду в Сегонтиум, разве тебе не говорили? Это тебе не праздничная охота. Поездка ожидается долгая и трудная. Ни к кому не будет снисхождения.
Мне стоило больших усилий выдержать жесткий взгляд его голубых глаз.
— Я тренировался, сэр, и у меня сейчас хороший конь.
— То, что осталось от коня Диниаса? Ну что ж, выбор по тебе. Нет, Мерлин, я не беру детей.
— Значит, Диниас остается.
Мать тяжело вздохнула. Дед, уже было отвернувшийся, снова обернулся ко мне. Я увидел, как его кулаки сжали подлокотники, но он не ударил меня.
— Диниас — мужчина.
— Тогда Маэль и Дуан тоже едут с тобой? — Эти два пажа, моложе меня возрастом, неотступно следовали за королем.
Мать тихо заговорила, но дед прервал ее движением руки. Его взгляд из-под сердито нахмуренных бровей остановился на мне.
— От Маэля и Дуана есть прок. Какой прок будет от тебя?
Я спокойно выдержал его взгляд.
— Сейчас от меня небольшой прок. Но разве вам не говорили, что я говорю по-саксонски и по-уэльсски, читаю по-гречески, а моя латынь лучше вашей?
— Мерлин, — прервала меня мать, но я не обратил на нее внимания.
— Я бы добавил к этому бретонский и корнийский, но вряд ли они потребуются в Сегонтиуме.
— А можешь ли ты объяснить мне, — сухо спросил дед, — зачем мне говорить с королем Вортигерном на другом языке, кроме уэльсского, учитывая, что он из Гвента?
По его тону я понял, что победил. Отвести взгляд от его глаз было равносильно долгожданному отходу с поля боя. Я набрал в легкие побольше воздуха и нерешительно ответил:
— Нет, сэр.
Он громко рассмеялся и перевернул ногой одного волкодава.
— Да, несмотря на твою внешность, в тебе все-таки чувствуется семейная кровь. По меньшей мере у тебя хватило мужества осадить старого пса в его берлоге, когда приспичило. Ладно, поедешь. Кто будет сопровождать тебя?
— Сердик.
— Сакс? Прикажи ему приготовить снаряжение. Мы выезжаем с первым лучом солнца. Ну что, чего еще ждешь?
— Пожелать матери спокойной ночи. — Я встал, подошел к матери и поцеловал ее. Она несколько удивилась, поскольку мне нечасто приходилось проделывать это.
Сзади донеслись резкие слова деда:
— Не на войну собираешься. Вернешься через три недели. Уходи.
— Да, сэр. Спасибо. Спокойной ночи.
Я простоял за дверью добрых полминуты, прислонившись к стене и успокаивая дыхание. От горла отступил комок. Боги не оставят тебя, если ты пойдешь по их стезе. Для этого требуется храбрость.
Я проглотил комок, вытер потные ладони и побежал к Сердику.
9
Итак, я впервые покинул Маридунум. Для меня поездка стала самым чудесным приключением в мире. Прохлада утренней зари, когда на небе еще стоят звезды. Люди были мрачные и полусонные, поэтому мы ехали в молчании. В морозный воздух поднимался пар. Копыта лошадей высекали искры из сланцевой дороги. Даже звон доспехов холодил душу. Я закоченел и едва удерживал поводья. Меня занимало лишь одно. Как удержаться на своем пони и чтобы не отослали с позором домой, прежде чем мы отъедем милю.
Наш поход в Сегонтиум продолжался 18 дней. Я впервые увидел короля Вортигерна, правившего Британией к тому времени уже 20 лет. Я наслышался о нем всякого — и правды и вымыслов. Он был сильным и жестоким, каким и должен быть человек, захвативший трон с помощью убийства и удерживающий его на крови. Эпоха требовала сильных личностей. Не его вина, что придуманная им хитрость призвать в качестве наемников саксов выскользнула из рук и разрубила одну из них до кости. Он платил и сражался, сражался и платил. Добрую часть последних лет он провел как дерущийся волк, пытаясь сдержать натиск орд с Саксонского берега. Люди отзывались о нем как о кровожадном и жестоком тиране, а о его жене, саксонской королеве Ровене, говорили с ненавистью как о ведьме. И хотя с детства воспитывался на кухонных россказнях рабов, я с нетерпением мечтал увидеть их обоих, испытывая в большей степени любопытство, нежели страх.
