Александр Зайцев - А-Прогрессор
– Отец, мне уже шестнадцать. Мне необходимо заработать уважение и почет. Лично показать, что я чего-то стою!
– Ох. – А ведь барон сам виноват во всем этом, поскольку мечтал видеть сына именно таким. Пей до дна теперь, калека, всю чашу исполнившихся желаний.
– Почему ты беспокоишься? Как ты говорил, самый страшный зверь – это…
– …человек, сынок, человек, все верно.
Барон понял, что проиграл этот спор. Слишком хорошо он воспитывал сына. Отказ невозможен, или юноша поступит по-своему даже без благословения отца. А это уже будет урон отцовскому авторитету. Как ни было больно бывалому воину, а теперь покалеченному ветерану, но он сказал:
– Ступай, сынок. Только вернись живым.
– Ты слишком много вложил в меня, отец, чтобы я, как любящий сын, мог позволить пустить все потраченные тобой усилия понапрасну.
Барон только закрыл глаза в знак согласия.
– Благословляю.
– Спасибо.
И в порыве чувств Маррис прильнул губами к дрожащей руке отца.
Барон устало вздохнул. Ему было нестерпимо больно. Болела душа. Он клял себя за свою болезнь, которая не позволяла ему твердо стоять на ногах. Клял, что так воспитал сына. Ругал себя, что не смог найти слова и отговорить своего отпрыска от этого поступка.
Солнце клонилось к закату, и Шарок, владетельный барон Горс, лучший полководец Бельграна, сосланный за излишнюю жестокость к врагам и возмутительную непочтительность к церкви в это захолустье… Этот некогда великий человек беспомощно плакал. Он уже ничем не мог помочь своему сыну, который удалялся в ночь. Сыну, который шел в одиночку, скакал, чтобы найти и убить страшнейшего хищника Аркаха, задравшего насмерть нескольких крестьян во владениях барона. Да поможет ему Единый. Беззвучно катились слезы, а губы шептали молитвы.
Только на мольбы Горса ответила иная сила…
2 марта 598 г. от Р. А.
Ликур вновь ободрал себе все руки. И вот дернули его темные силы согласиться на эту авантюру! Дома ему не сиделось! А все он, Киарис, кузен, чтоб его черти забрали. Соблазнил посулами. Надеждой на богатый прибыток.
– Возьми! – В локоть ткнулась рука соседа, протягивая грязную тряпку. – Обмотай ладонь, только крепко. Станет легче.
Плотно забинтовав разорвавшиеся мозоли, Ликур сплюнул. Он уже ненавидел своих ватажников. Ему казалось, все они вообще не испытывают никаких трудностей в этом походе. Только он один мучается с веслом, будь оно неладно. Ну не рос он в отличие от остальных около моря, непривычны его руки к этой работе, то ли дело лопата, кирка или верный лук. Но весло… О! Этот предмет явно придумали черти!
– Скоро закат, нужно найти подходящую поляну на берегу. – Голос Киариса вдохнул в Ликура надежду и придал сил.
Скоро он слезет с этой проклятой всеми святыми лодки и окажется на берегу. Слава Единому, а то он думал, что сей день продлится вечно.
Первую неделю, когда лодки шли по течению Апсиры, Ликур считал, что Киарис, пообещавший легкий и безопасный поход, говорил правду. Но когда они три дня назад свернули в бурный приток, начался форменный ад. Грести против течения, да еще по такой буйной речушке, это оказалось для него за пределами сил.
Как только лодки стукнулись своими плоскими носами о берег, Ликур буквально вывалился за борт от усталости. Боже, пожалуйста, пусть этот путь закончится поскорее! Ну не думал он, простой деревенский охотник на мелкую дичь, что казавшееся простым путешествие обернется такими трудностями.
Впрочем, так стенал и ругался только один он. Все остальные ватажники совсем не считали этот поход трудным. Наоборот, очень спокойным и легким. А некоторые из них каждый год поднимались в верховья Апсиры для охоты. Обычно это делалось в самом конце зимы, когда большинство друидов уходили на север, где на берегу студеного моря служители природы несколько недель праздновали приход весны.
В другое время в эти лесные чащи лучше было не соваться, потому что промышляли ватажники отстрелом зверя на мех. Очень прибыльное занятие, тем более местные леса буквально кишели пушным зверьем. Только вот не приведи святые попасться за этим занятием на глаза друидам. Те из охотников, от кого отвернулась удача, просто не возвращались домой. Местные племена очень чутко реагировали на пожелания своих волхвов, забивая дубинами попавшихся. И даже то, что сейчас на двух лодках их было более пятнадцати взрослых, здоровых мужиков, ничем бы не помогло. В чужом лесу от дикарей, здесь обитающих, вдали от своих домов и знакомой местности на спасение у них не имелось ни шанса. Но прибыль от добытого меха была настолько велика, что жаждущих быстрого обогащения за счет даров севера меньше не становилось. И это несмотря на то, что каждый год примерно один из пяти охотников не возвращался домой.
Меха этих лесов очень ценились всеми. Настоящее мягкое и пушистое золото. Сейчас под успокаивающий треск костра Ликур даже позабыл о боли в ладонях. Его воображение рисовало картины, как он торгует на рынке отличными шкурами. В своих мыслях он давно настрелял дюжину самых отборных зверей. Это успокаивало и умиротворяло охотника. И даже то, что еще предстояло грести несколько дней, сейчас казалось ему не таким уж и страшным испытанием.
Но хмурое утро быстро развеяло грезы, которые под неумолимым натиском предрассветного ветра выдулись из головы Ликура. Опять проклятия срывались с его губ, и нестерпимо жгло руки. Но весла ждали, и отказаться от гребли значило потерять существенную долю добычи. Сквозь скрежет зубовный он взялся за треклятое весло.
Еще три дня Ликур держался. Из последних сил, буквально только на самолюбии. А потом, в конце недели плавания по бурному притоку, уже лежа у потрескивающих бревен, он понял – все. Пусть осталось всего два, ну, может, три дня, ничего это не меняло – он просто больше не выдержит. Он останется здесь, на этой стоянке. Устроит временный лагерь. Пусть лес тут не так богат на зверя, но Ликур просто не сможет больше грести. Он решил остаться и охотиться один, а потом ватажники на обратном пути заберут его. Решено: именно так он скажет Киарису этим утром. А может, ему повезет, вдруг и тут много пушнины? Неважно, ему просто ничего не остается. Признать себя неспособным грести значило публично унизиться в глазах остальных, показать себя слабаком. А так он просто скажет, что его охотничье чутье подсказывает ему остаться. Тут все бывалые охотники, в такое они легко поверят.
Первые лучи солнца, небо без единого облачка. Ликур уже был готов поменять свое решение, но стоило ему опустить руки в леденящую речную воду, как желание все бросить и остаться снова взяло верх. Он настолько погрузился в придумывание, что и как он скажет остальным…
