Ольга Погодина - Князь Лавин
Он услышал глухой ропот, прокатившийся по рядам. Многие, многие из вождей (в чем он был с ними на удивление солидарен) испытывали по этому поводу откровенное раздражение. Что ж, хорошо. Это хорошо.
– С одной стороны, предания гласят, что женщины в древности бились наравне с воинами степей, – продолжал Илуге. Ему удалось снова полностью завладеть вниманием окружающих, – Потому я не могу сказать, что это противно женской природе и отказать женщинам в праве сражаться. С другой стороны, Янира и ее отряд вступили в бой у Трех Сестер, нарушив мой приказ. Нарушение приказа угэрчи карается смертью через разрывание конями надвое.
После этих слов в юрте, казалось, можно было услышать, как упадет волос: неужели угэрчи поступит так с собственной сестрой?
– Однако доблесть горстки женщин, как вы знаете, в решающий момент не дала рассеяться нашему правому крылу, возглавляемому Сартаком, и практически потерявшему управление после того, как его сразило хуа пао. И я не был бы вашим вождем, если бы не ценил дороже всего золота мира доблесть и умение сражаться. Женщины продемонстрировали его в полной мере.
– Они просто появились в подходящий момент, – буркнул Тумак.
– Нигде выбор подходящего момента не имеет такого значения, как в сражении, – возразил ему Илуге, – Умение выбрать подходящий момент как раз и отличает вождя.
Интересно, сумел Тумак уловить скрытую за словами издевку?
– Таким образом, мне предстоит нелегкий выбор, – снова размеренно продолжил Илуге, – И я прошу вас оказать мне честь вашим советом, доблестные вожди, и готов поступить согласно вашему решению.
Его голос был мягким, но глаза холодно скользили по лицам. Так. То, что он и ожидал: замешательство. Многим явно хотелось бы вернуться к разговору о тоннелях кхонгов.
Полог откинулся, и стремительно вошла Янира. Они не виделись после той ссоры на поле боя, и Илуге почувствовал неуместный, предательский прилив гордости: Янира в своем наряде, лишь незначительно отличавшемся от одежды рядового воина, была словно бы безмолвным подтверждением сказанному. Рыжие волосы забраны под шлем, синие глаза тверды, пальцы сжимают пустые ножны, как это часто машинально делают воины, когда им приходится отдавать свой меч у входа в юрту угэрчи.
Смотрите, как выглядит преданность…
– Ты вызывал меня? – она остановилась в трех шагах, вытянувшись, словно струна.
– Построй своих женщин у входа, – коротко приказал Илуге. Лицо его было абсолютно непроницаемым.
В глазах у Яниры появился вопрос, но потом она чуть сжала губы, возвращая себе равнодушие:
– Слушаюсь.
– И возвращайся.
Это он уже сказал ей в спину. Ему казалось, что внутри у него все леденеет, словно холод из левой руки разливается по всему телу, подкрадывается к сердцу.
Самые преданные погибают первыми…
– Что ты собираешься с ними делать? – не выдержал Цахо. Илуге повернулся к вождю уваров, и тот замолк под взглядом совершенно безжизненных глаз угэрчи.
– Решать их судьбу, – ответил он, – Сейчас. С вашей помощью.
На самом деле, сейчас решалось не только это.
Он почти услышал, как в их головах толпятся протестующие доводы: никто не хочет решать дела, могущие лечь несмываемым позором на всю жизнь.
– Такое дело требует времени, – не без неуверенности пробормотал Тумак. Одно дело – возмущаться "глупыми выходками" Яниры за бурдюком с архой, и совсем другое – вынести приговор. По бросамым на него взглядам Илуге понял: они медлят не только из человеколюбия. Каждый сейчас взвешивает, а не ляжет ли сейчас здесь за свои слова под мечом угэрчи?
Никто не хочет быть первым, чтобы проверить это, а?
– Мы примем твое решение насчет них, – несколько смущенно проговорил Джурджаган. Этого он и дожидался. Илуге постарался, чтобы никто не заметил, что он медленно выдохнул.
В юрте надолго воцарилась тишина.
Наконец, они услышали топот строящейся конницы, и в юрту снова вошла Янира. Быстрота ее появления сделала бы честь любому сотнику. Вот она, разница между привычным – и желаемым страстно, и недосягаемым. Между обыденностью и мечтой.
– Мои люди построены и ждут твоих указаний.
Сердце Илуге снова сжалось, когда он понял, до какой же степени он не сомневался в ней. Надо это запомнить. Надо запомнить…
– Хорошо, – Илуге коротко кивнул, – Вы заслужили право сражаться – это так. Но и наказание заслужили. Если ты и твои женщины хотят войти в мое войско на равных, то вот вам испытание. И испытание непростое: нам нужно будет пройти через заброшенные шахты кхонгов и отыскать дорогу в Шамдо для передового отряда. Естественно, я пойду с вами.
Теперь он не отрывался от глаз Яниры – столь хорошо знакомых ему глаз. " Это мой последний шанс. Ошибка будет стоит мне места угэрчи. А, может – гибели для нас обоих. Потому что, чтобы ни было, я умру, защищая тебя. "
Но в этих ярких глазах на белом лице с нежной девичьей кожей он не увидел тех темных теней, что терзали его. Янира смотрела прямо и даже как-то…радостно?
– Когда выступать? – ее брови слегка нахмурились, словно что-то прикидывая.
– Еще нескоро, – успокоил ее Илуге, – Но твоим…всадницам скажи это сейчас. Я… не осужу тех, кто откажется. Они могут вернуться домой.
Он скосил глаза на молчащих вождей. Ему показалось, – или Цахо покраснел под своей раскраской, а Джурджаган нервно сжимает и разжимает огромные кулаки?
Янира вышла и они услышали ее звонкий голос, разнесшийся далеко:
– Угэрчи приказывает нам, как передовому отряду его войска, для захвата Шамдо спуститься в заброшенные шахты кхонгов и отыскать подземную дорогу туда. Угэрчи добавил, что любая из вас может отказаться. Я подтверждаю. Те, кто откажутся, могут покинуть строй.
Илуге почувствовал, что затаил дыхание. Он, конечно, был почти уверен, что ответом будет тишина. Девушки Яниры пошли против своих родных, многие из них добирались к джунгарам в одиночку, – на это нужно немало мужества, – и все ради самого слабого шанса оказаться здесь и сейчас перед его шатром. Кроме того, они уже побывали в бою, и бились мужественно. Илуге все это взвесил за те дни, что когда обдумывал все эти бесконечные " когда" и " а если". Он рассчитывал, что хотя бы часть из них, – необходимая часть, – останется, тем самым не оставив ни одному из присутствующих в юрте мужчин иного выхода. Жестокий план: он воспользовался своей собственной сестрой, и ставкой в этом на самом деле безумном плане может стать их общая гибель.
Все умирает.
И план этот сработал: Илуге видел это с каждым мучительно долгим промежутком между ударами сердца, за который они вслушивались в тишину. Ни одна лошадь не покинула строя.
