Лиланд Модезитт - Смерть Хаоса
– …Митара, я вроде как уже говорила про эти яйца…
– …лучшая бронза во всем Кандаре…
– …Ты только подумай, она воротит нос от солидного торговца и бегает за пустоголовым франтом со смазливой физиономией. А что она запоет, когда он наградит ее тремя ребятишками и у нее не найдется денег на няньку? Нет бы пошевелить мозгами.
– …и ты мог бы перейти это озеро, не замочив сапог…
– …Гирелла предскажет твою судьбу всего за медяк! Неужто тебе жалко медяка, чтобы узнать будущее?
– …лучшие пироги в Кифросе!
– Вор! Вор! Негодяй! Держи вора!
Мой взгляд успел поймать худенькую фигурку, метнувшуюся по булыжной мостовой, проскочившую между двумя торговками и скрывшуюся в проулке, ведущем к реке.
Толстенный купчина, осознав бесполезность погони, остановился рядом с Еленой и, преодолевая одышку, сердито спросил:
– Ты вроде как состоишь на службе у самодержицы. Почему ты его не сцапала?
И Елена, и я остановили лошадей. Вокруг тут же стали собираться зеваки.
– Ты стражница самодержицы! – вскричал толстяк, с трудом борясь с одышкой. – Почему ты его не сцапала?
– Я могла бы потоптать людей.
– Это не ответ! Ворье бесчинствует на глазах у стражницы, а она и бровью не поведет. Я буду жаловаться самой самодержице…
Густые напомаженные усы колышутся в такт тяжелому дыханию.
– …снова Фастон разбушевался…
– …самому с таким пузом ни за кем не угнаться. А помогать этакому прощелыге никто не станет…
– Это кто прощелыга? – орет, обернувшись, Фастон. – Вранье! Все вранье!
– …пузатый, пузатый…
– …возомнил о себе невесть что…
Елене с трудом удается удержать смех.
– Эй, маг! – Фастон обернул ко мне одутловатую физиономию. – Вели своей страже пуститься за ним в погоню!
– Так ведь его и след простыл, – отозвался я, покачав головой. – А что он украл?
– Оливки. Хватанул пригоршню прямо из бочонка.
– …постреленку, небось, оливки нужнее, чем выжиге Фастону…
– Ты, надо думать, и есть тот хваленый Мастер Гармонии, – ворчит Фастон, стоя от меня менее чем в двух локтях и обдавая далеко не свежим дыханием.
И почему таким людям, как Фастон, моя физиономия известна, а иные из Наилучших меня не узнают? Может, Фастон был среди зевак на параде, устроенном Каси в мою честь. Ну а кому-то из солдат в это время приходилось нести караул или что-то в этом роде.
– Раз ты мастер, то устанавливай свою гармонию у нас в Кифросе. Что это за порядок, когда воруют посреди бела дня?
– Наверное, он был голоден, – спокойно отозвался я, осаживая Гэрлока.
– Вот как, голоден! А мне-то что? Он стянул мои оливки, и я желаю знать, что ты намерен предпринять по этому поводу.
Фастон шагнул в мою сторону, снова сократив расстояние. Фрейда и Джилла сохраняли полную безмятежность. Елена коснулась пальцами эфеса.
– Давайте разберемся спокойно, – промолвил я. – Этот паренек стянул несколько оливок прямо у тебя на глазах? Так?
– А как иначе? Где еще я мог видеть этого негодника?
– Ну так вот: он или страшно нагл, или страшно глуп, или был очень голоден. Будучи наглецом или глупцом, он продолжит воровать и непременно попадется. Да и голод, увы, приведет его к тому же концу. Таким образом, он в любом случае понесет наказание.
Ничего лучше мне в голову не пришло, и толстяк раздраженно направил на меня палец.
– Значит, ты ничего делать не собираешься? Хорош волшебничек!
Я встретился с ним взглядом.
– Ты не беден, Фастон, упитан и вполне способен постоять за себя сам. Тебе обидно, что какой-то уличный воришка выставил тебя дураком, и ты готов обвинить кого угодно в чем угодно. Вор давно скрылся, к тому же я не из тех белых магов, которые обращают людей в пепел. Так чего ты от меня хочешь?
– Справедливости!
Я ухмыльнулся.
– Чего вокруг полным-полно, так это как раз справедливости. Голодный паренек поел, благодаря чему ты понял, что не стоит хлопать на улице ушами. Все в выигрыше. Или ты счел бы справедливым, если бы белый чародей пустил огненную стрелу и сжег этого беднягу дотла?
– Ну, погоди! Я подам жалобу самодержице!
Одарив меня последним яростным взглядом, Фастон повернулся и вразвалку пошел прочь.
– …а неплохо его срезал молодой чародей…
– …ему еще мало…
– …но по делу. Разжирел так, что с молодой женой в кровати не помещается. Куда ему за воришками бегать? Хочешь сохранить свое в целости, не разевай рот…
Мы продолжили путь по мощеной улице, что вела к восточному тракту.
– Здорово ты его отбрил, – заметила Елена. – Этому тоже учат в школе магов?
– Я учился не в школе магов. И отец, и Джастин всегда учили меня не говорить не подумав. Но когда имеешь дело с такими людьми, как этот малый, времени подумать просто нет.
Мои пальцы пробежали по гладкому дереву посоха, и это принесло некоторое успокоение, хотя гармонии в него я внедрил не так уж много. Теперь я знал, что это таит в себе опасность: ты как бы делишь с посохом свою душу. С некоторыми магами такое случалось, а они этого даже не осознавали. Мне ли не знать: я ведь сам оказался в подобном положении, но мне удалось восстановить все утраченное вместе со старым посохом. Главным образом потому, что Джастин уговорил меня перечитать «Начала Гармонии».
– Я не одобряю кражи. По мне, так честная работа, вроде столярной, куда как лучше.
Мне пришлось прокашляться, от непривычно долгих речей у меня запершило в горле.
– Да, не одобряю. Но не верю в то, что от публичной порки и уж, хуже того, от публичных казней бедняг, отчаявшихся до того, что они решаются на кражу среди бела дня, будет какой-то прок.
– Ты прав, – поддержал меня Валдейн, глядя на высившиеся менее чем в двухстах локтях впереди восточные ворота.
Джилла и Фрейда кивнули.
Еще раз погладив своего пони, я в последний раз оглянулся на резиденцию самодержицы, хотя отсюда она уже не была видна, и после этого смотрел лишь на простирающуюся впереди дорогу.
VIII
Рослый светловолосый мужчина с мощными руками шел вдоль причала к кораблю, стоявшему у самого конца пирса. Легкий ветерок доносил со стороны города запахи готовящейся пищи, и здесь они смешивались с запахами рыбы и водорослей. На стальном корпусе судна красовалась надпись «Шрезан», а на высоком кормовом гюйс-штоке развевался флаг Хамора. Когда мужчина прочел название, его губы изогнулись в подобии улыбки.
Над двумя трубами поднимался легкий дымок. Гребных колес не было и в помине, но у самой поверхности сероватой воды гавани Найлана виднелись два мощных винта. Рослый мужчина остановился у высокой, ему по пояс, швартовой тумбы и стал молча глядеть на дым. Некоторое время пароход пыхтел, потом струйка сделалась совсем тонкой.
