Анджей Сапковский - Кровь эльфов
Девочка, стоя около лежанки, выжидающе смотрела на нее.
– Попытаемся, – сказала чародейка, – слегка подправить твой… балахон. Мне всегда удавались кройка и шитье, думаю, управлюсь и с этой козловой шкурой. А ты, ведьмачка, когда-нибудь держала в руке иглу? Тебя научили хоть чему-то сверх того, чтобы дырявить мечом мешки с сеном?
– Когда я была в Заречье, в Кагене, приходилось прясть, – неохотно буркнула Цири. – Шить мне не позволяли, потому что я только портила лен и напрасно тратила нитки. После меня все надо было распарывать. Ужасненько скучная эта штука – прядение, ой-ей!
– Факт, – захохотала Трисс. – Скучнее не придумаешь. Я тоже не люблю прясть.
– А приходилось? Мне да, потому как… Но ты же чаров… Чародейка. Ты же можешь все выколдовать! А свое красивое платье… ты его… выколдовала?
– Нет, – улыбнулась Трисс. – Но и не сама сшила. Не настолько уж я способная.
– А как ты сделаешь мне одежду? Волшебством?
– Зачем? Достаточно магической иглы, которой мы с помощью заклинаний добавим немного прыти, а если понадобится…
Трисс медленно провела рукой по обведенной бахромой дырке на рукаве курточки, пробормотала заклинание, одновременно активируя амулет. От дырки не осталось и следа. Цири запищала от восторга:
– Это волшебство! Теперь у меня будет волшебная курточка! Хо!
– Пока не сошью нормальной, но приличной. Ну, а теперь снимай все, девочка моя, переоденешься в другое. Надеюсь, это не единственная твоя одежда?
Цири покачала головой, приподняла крышку сундучка, показала вылинявшее просторное платьице, серо-голубой кафтанчик, льняную рубашку и шерстяную блузку, напоминающую хламиду.
– Это мое, – сказала она. – В этом я сюда приехала. Но теперь не ношу. Бабьи шмотки.
– Понятно, – насмешливо поморщилась Трисс. – Бабьи не бабьи, а пока придется надеть. Ну живей раздевайся. Дай-ка я помогу… Е-мое! Это что такое?
Руки девочки были покрыты огромными, налитыми кровью синяками. Многие уже пожелтели, некоторые были совсем свежими.
– Это еще что, черт возьми? – зло повторила волшебница. – Кто тебя так отделал?
– Это? – Цири глянула на руки, словно была удивлена количеством синяков. – Ах, это… Ветряк. Очень медленно работала.
– Что за ветряк? Говори толком!
– Ну ветряк, – повторила Цири, поднимая на волшебницу свои огромные глаза. – Ну такой… Ну… Я на нем учусь вывертываться при нападении. У него такие лапы из палок, и он крутится и размахивает этими лапами. Надо очень быстро прыгать и уворачиваться. Надо вырабатывать… лефрекс. Ежели нет лефрекса, то ветряк хватает тебя палкой. Вначале этот ветряк ужасненько поколачивал. Ну а теперь-то…
– Снимай штанишки и рубаху. О боги! Дева! Как ты вообще можешь ходить? Бегать?
Оба бедра и ляжки были черно-синими от кровоподтеков и припухлостей. Цири вздрогнула и зашипела, пятясь от волшебницы. Трисс выругалась по-краснолюдски. Хуже некуда.
– Тоже ветряк? – спросила она, пытаясь сохранять спокойствие.
– Это? Нет. Вот это ветряк. – Цири равнодушно указала на роскошный синяк пониже левого колена. – А эти – другие… Это маятник. На маятнике я отрабатываю шаги с мечом. Геральт говорит, что я уже в норме… На маятнике. Говорит, у меня есть это… ну… Чутье. Вот – чутье есть.
– А если не хватит чутья, – скрежетнула зубами Трисс, – тогда, полагаю, маятник тебя саданет?
– Обязательно, – поддакнула девочка, глядя на чародейку и явно насмехаясь над ее неведением. – Еще как саданет-то!
– А здесь? На боку? Это что было? Кузнечный молот?
Цири зашипела от боли и покраснела.
– С гребенки свалилась…
– …и гребенка по тебе саданула, – докончила Трисс. Ей было все труднее сдерживаться.
– Ну как же гребенка может садануть, – фыркнула Цири, – если она вкопана в землю? Не может! Я просто упала. Училась делать пируэт в подскоке, и у меня не вышло. Вот и синяк. Потому что ударилась о столбик.
– И лежала два дня? И дышать было трудно? Болит?
– И вовсе нет. Койон размассировал меня и снова посадил на гребенку. Так надо, понимаешь? Иначе испугаешься навсегда.
– Что-что?
– Испугаешься навсегда, – гордо повторила Цири, отбрасывая со лба пепельную челку. – Не знаешь? Даже если с тобой что-то случится, надо все равно сразу же возвращаться на снаряд, иначе станешь трусить, а если будешь трусить, то фига с два у тебя получится. Нельзя отказываться от тренировки. Так сказал Геральт.
– Надо будет запомнить, – процедила волшебница. – Да и то, что автор – Геральт. Недурственный рецепт на жизнь, только я не уверена, годится ли он при любых обстоятельствах. Но его довольно легко реализовать за чужой счет. Итак, отказываться нельзя. Даже если тебя повалят на землю и примутся колотить как только могут, ты должна встать и продолжать тренировки. Иначе… фига с два?
– Конечно. Ведьмак не боится ничего.
– Серьезно? А ты, Цири? Тоже ничего не боишься? Отвечай честно.
Девочка отвернулась, закусила губу.
– Никому не скажешь?
– Не скажу.
– Больше всего я боюсь двух маятников. Двух сразу. И ветряка, но только когда его запускают с большой скоростью. И еще есть такая длинная жердь. На нее-то я все еще должна лазить с этим, как его, страхом… не, страховкой. Ламберт говорит, что я растяпа и недотепа, но это вовсе не так. Геральт мне сказал, что у меня немного в другом месте центр тяги… не, тяжести, потому что я девочка. Просто надо больше заниматься, разве что… Я хотела тебя о чем-то спросить. Можно?
– Можно.
– Если ты разбираешься в магии и заклинаниях… Если можешь волшебствовать… Ты можешь сделать так, чтобы я стала мальчишкой?
– Нет, – ответила Трисс ледяным голосом. – Не могу.
– Хм… – явно опечалилась юная ведьмачка. – А не можешь хотя бы…
– Хотя бы что?
– Ну не можешь ли ты сделать так, чтобы мне не приходилось… – Цири залилась румянцем. – Давай на ушко скажу.
– Говори, – наклонилась Трисс. – Слушаю. Цири, покраснев еще сильнее, приблизила губы к каштановым волосам чародейки.
Трисс быстро выпрямилась, глаза у нее запылали.
– Сегодня? Сейчас?
– Угу.
– Затраханные мудаки! – рявкнула чародейка и пнула табурет так, что тот врезался в дверь, сбив с нее крысиную шкуру. – Зараза, мор, чума и проказа! Убью проклятых кретинов!!!
***– Успокойся, Меригольд, – сказал Ламберт. – Волноваться вредно и, главное, нет причин.
– Не учи меня! И перестань называть «Меригольд»! А еще лучше, если вообще замолчишь. Я не с тобой говорю. Весемир, Геральт, кто-нибудь из вас видел, как вы отделали ребенка? У нее на теле живого местечка нет!
