Карина Демина - Наират-1. Смерть ничего не решает
Лучше бы он кричал, на крик Туран ответил бы криком. А что ответить человеку, который спокойно и уверенно излагает собственные Турановы мысли?
— Ты уже обеими ногами в деле. Другого специалиста просто нет, а оставить наирцев с ящерами и без присмотра… Уничтожить яйца? Волохи повторят заказ. Только мы-то уже вряд ли сможем его перехватить. А значит, не будем знать, к чему готовиться. И предотвратить не сможем.
— Но что мне делать?
— Решать, — ответил Ниш-Бак, захлопывая крышку ящика. — Когда-нибудь всем приходится что-то да решать.
Следующим утром из ворот Шуммара выступил караван мастера Гаяши. Туран, кутаясь в подаренный наирцами плащ, старательно гнал мысли, что решение, им принятое — ошибка. Нет, все верно. Все правильно. Туран должен хотя бы потому, что больше — некому.
Когда, спустя два дня, они наткнулись на первую группу повешенных, Заир пояснил, что законы против дезертиров, бегущих в Шуммар и другие города Лиги, соблюдаются неукоснительно даже в… хм… приграничье.
Именно тогда Туран вспомнил, какими ослепительно-белыми в предрассветной синеве казались стены Шуммара. Только ведь это ложь, на самом деле они серые.
На самом деле все не так, как кажется.
Триада 2.1 Элья
Иногда научиться ползать сложнее, чем научиться летать. И здесь многое зависит от учителя.
Кырым-шад, хан-камТы еще не видишь Понорки. Но уже чувствуешь их. В том мощь и благословение Наирата.
Трус, глупец, обманщик, или Снова о трех уродцах.— А я тебе говорю, что она-таки дохлая! Нашто ты ее хапал? Говорила — не тронь? Говорила?!
Визгливый голос расколол мозаику сна. Вдребезги разлетелось лицо доктора Ваабе, ухнула в темноту чья-то спина с воткнутым ножом, растворились друг в друге воины-люди и острокрылые фейхты. Пустоту сразу же заполнили монотонный скрип и боль.
Не открывая глаз, Элья застонала.
— Говорил же тебе, Арша, не дохлая она. — Второй голос был грубее и тверже. Совсем как доски, об которые колотился затылок. — Скланы-та живучия. Вона как задергалася.
По телу прошла судорога. Невыносимо! Прижаться к полу лопатками, хоть как-то удержать жизнь, разлетающуюся искрами сквозь прореху.
— А я говорю, все равно сдохнет. Крыльёв-таки нету, нету крыльёв!
Крыльев больше нет.
Элья скрючилась на соломенной подстилке, натянув кусок мешковины в тщетной попытке защититься от холода.
Надо терпеть.
— Эй ты, на-таки. — Арша, хозяйка визгливого голоса, поставила на пол миску с кашей и привычно толкнула в сторону Эльи. — Ешь-таки, а то помрешь.
Фраахи порадовался бы, старый дерьмоглот. Его затея. Но почему не сразу в утилизацию? Хотел, чтобы помучилась перед смертью? Значит, добился своего. Вот только агония слишком затянулась.
Или, наоборот, это спасение? Скэр помог, как сумел? Видимо, так.
Да, она выживет. Как и должно фейхту. А потому — терпеть, терпеть и снова терпеть.
— Так-таки не ест, — громко пожаловалась Арша. — Таки сдохнет. Неча было лезть! Режется солдатня с крыланами? Так нехай себе и режется. Че полез? Вот когда б и нас тож порезали, а, Вольс?
— Так не порезали ж, — возразил Вольс, такой же уродливый человек, как и Арша. — А времечко такое — кто скумекал, башкой рискнул, тот и состоянию заделал. Радуйся, дура, что твой муж клювом не прощелкал, когда оказия вышла.
До чего же они громкие, до чего неряшливые, до чего бесполезные. Икке… Хотя у людей вроде иначе. Непонятно. Но икке везде одинаковы.
Икке умирают. Элья — не икке. Фейхт. Выживет.
— Чудная оказия! Из кустов скакануть, схватить первый попащий сверток и деру дать. Да ковер, в котором эта тварь завернутая была, и то поценьше будет. Не, ты не лапотник — ты умник засратый. А гадина эта таки сдохнет.
— Не ори. До Каваша немного осталось, успеем.
Вол медленно тащил повозку. Та скрипела, подпрыгивая на корнях и каменьях, и норовила завалиться на бок. Звякало железо в сундуках, дребезжали горшки, воняло мокрым деревом, смолой и человеками. Шумные они. Грязные и надоедливые.
— Ешь-таки, — Арша палкой подпихнула плошку, повторив приказ. — Ешь.
Права. Чтобы выжить, надо жрать.
Элья протянула руку, попытавшись зацепить край плошки. Пальцы схватили воздух. И во второй раз тоже. А в третий окунулись в холодное клейкое варево. Зато получилось не опрокинуть. Уже достижение.
Надо набираться сил. Тогда будет шанс выбраться из клетки на своих ногах.
— Ты-таки смотри, чтоб как взапрошлый раз не было! — Арша суетилась. Она металась по повозке, заглядывая то в один сундук, то в другой. Доставала что-то оттуда, примеряла, потом снова прятала. — А ты-таки не гляди! Не гляди! Ишь, зыркалы вылупила.
Она погрозила Элье кулачком, потом, видимо решив, что этого не достаточно, подхватила длинную палку и ударила по прутьям клетки.
— Да перестань-та, — вяло отозвался Вольс. — Город уж.
Повозка затряслась, мелко и часто. Потянуло смрадом сточной канавы, дымом и навозом. За полотняной стеной закипели голоса. Сталкиваясь друг с другом, они мешались, угасая до едва различимого бормотания, чтобы выплеснуться вдруг истошным визгом.
— Дорогу! Дорогу!
— Рыба! Све-е-е-е-жая рыба!
— Куда ты прешь? Прешь-то куда? Мать твою…
Голоса наплывали лавиной, перемежаемые лязгом, скрежетом, ревом и ржанием. Наконец, повозка, вздрогнув, остановилась.
— Ты чего-эта вынарядилась? — Впервые в голосе Вольса сквозило раздражение.
Не будь ей так плохо, Элья бы рассмеялась. Это он Арше? Ревнует, что ли? Кому она, человечка чумазая и завшивевшая, нужна?
— Таки город, город-таки! — застрекотала та. — А ты сам, сам-таки по шлюхам пойдешь? Зенки твои бесстыжие!
Они еще долго ссорились, как-то глупо, бессмысленно, как могут только икке, пусть и человеческого рода. И Элья, устав от чужих ссор, отползла в угол. Устроившись в полуметре от прутьев, она попыталась дотянуться до них правой рукой.
Получилось.
Пальцы левой схватили воздух. Ничего. Элья повторит. И будет повторять столько, сколько понадобится. Без крыльев жить невозможно? К демонам теории умников вроде проклятого Ваабе.
— Спокойно сиди, — велела, заглянув в повозку, Арша. — Завтра торговать будем.
— Жуть жуткая! Тварь редкая! Серошкурая! Живая крылана! Всего за полмедяка на погляд, еще «жеребка» — тухлятиной кинуть, два — тыркнуть палкой, только не до смерти! — Арша верещала, умудряясь перекрикивать ровный гул рыночной толпы. Голос ее вызывал рвотные спазмы и отвращение к себе.
