Энтони Райан - Песнь крови
– Никому об этом не говори, Сорна.
Голос Соллиса звучал повелительно – таким тоном, какой мастер использовал прежде, чем пустить в ход розгу.
– Никому ни о чем не рассказывай. Эта тайна может стоить тебе жизни.
– Хорошо, мастер, – повторил Ваэлин. Он вышел в стылый коридор и направился в северную башню, ежась и кутаясь в одеяло. Холод был такой, что мальчик боялся упасть, не дойдя до лестницы, но молоко, которым напоил его мастер Соллис, согрело и насытило его достаточно, чтобы у него хватило сил пройти свой путь.
Ввалившись в дверь, он обнаружил в комнате Дентоса и Баркуса. Оба бессильно сидели на своих топчанах, на лицах у них отражалась усталость. Как ни странно, после прихода Ваэлина они оживились, вскочили и бросились приветствовать его, хлопая по спине и осыпая натянутыми шутками.
– Что, Сорна, заблудился в темноте? – усмехнулся Баркус. – Ты бы меня, может, и обошел, кабы меня не унесло течением.
– Течением? – переспросил Ваэлин, застигнутый врасплох теплой встречей.
– Я раньше времени полез в воду, – объяснил Баркус. – Выше по течению, перед тесниной. Ну я вам скажу, я думал, что тут мне и конец! Меня выбросило на берег прямо напротив ворот. Но Дентос все равно успел раньше.
Ваэлин бросил одежду на свой топчан и подошел к огню, наслаждаясь его теплом.
– Так ты, значит, был первым, Дентос?
– Ага. Я-то думал, первым будет Каэнис, но его мы пока не видели.
Ваэлина это тоже удивило: Каэнис в лесу чувствовал себя увереннее, чем все они, вместе взятые. Впрочем, ему недоставало силы Баркуса и проворства Дентоса.
– Ну, по крайней мере, остальных мы обошли, – заметил Баркус, имея в виду мальчишек из других групп. – Из них еще никто не вернулся. Ленивые олухи!
– Ага, – подтвердил Дентос. – Я нескольких из них обогнал по пути. Они выглядели растерянными, как девственница в борделе.
Ваэлин нахмурился.
– А что такое «бордель»?
Те двое насмешливо переглянулись, и Баркус сменил тему.
– Мы тут на кухне несколько яблок сперли.
Он откинул свое одеяло и продемонстрировал добычу.
– И пирожков еще. Когда остальные вернутся, устроим пир.
Он поднес ко рту яблоко и смачно его укусил. Все мальчишки сделались заядлыми ворами, воровали тут все, любая мелочевка очень быстро пропадала с концами, если не была надежно спрятана. Соломы в их тюфяках давно не осталось – ее заменили лоскуты материи или мягкой кожи. За воровство карали жестоко, но никто не читал нотаций на тему о том, что это безнравственно или бесчестно, так что вскоре мальчики сообразили, что наказывают их не за то, что они воруют, а за то, что попадаются. Баркус был у них самым ловким воришкой, особенно когда дело касалось еды, и Микель ему немногим уступал, хотя он был больше по части одежды… «Микель…»
Ваэлин уставился в огонь и закусил губу, решая, как лучше высказать заготовленную ложь. «Это плохо, – решил он. – Трудно врать своим друзьям».
– Микель погиб, – сказал он наконец. Он не сумел придумать, как сказать это помягче, и скривился от внезапно сгустившейся тишины. – Он… его медведь задрал. Я… я нашел то, что от него осталось.
Он услышал, как у него за спиной Баркус выплюнул откушенное яблоко. Раздался шорох: Дентос тяжело опустился на койку. Ваэлин скрипнул зубами и продолжал:
– Завтра мастер Хутрил принесет тело, чтобы мы могли предать его огню.
В очаге треснуло полено. Холод почти отступил, кожа у него начинала чесаться от жара.
– Чтобы мы могли возблагодарить его за прожитую жизнь.
Никто ничего не сказал. Ваэлину показалось, что Дентос плачет, но ему не хватило духу обернуться и посмотреть. Через некоторое время он отошел от огня, подошел к своей койке, разложил вещи сушиться, снял с лука тетиву и повесил на место колчан.
Отворилась дверь, вошел Норта, весь промокший, но торжествующий.
– Четвертый! – воскликнул он. – А я-то думал, последним приду!
Ваэлин никогда еще не видел его таким веселым. Это выбило его из колеи. Как и то, что Норта не обратил внимание на их печаль.
– Я заблудился, даже дважды! – со смехом сообщил Норта, бросая вещи на топчан. – И волка видел!
Он подошел к огню, растопырил пальцы, вбирая тепло.
– Так перепугался, что с места двинуться не мог!
– Ты видел волка? – переспросил Ваэлин.
– Ну да! Здоровенная такая зверюга. Но он, похоже, уже был сыт. У него морда была в крови.
– А что это был за медведь? – спросил Дентос.
– Чего?
– Черный или бурый? Бурые крупнее и злее. А черные обычно людей вообще избегают.
– Да не медведь! – сказал озадаченный Норта. – Я говорю, волк это был!
– Не знаю, – сказал Ваэлин Дентосу. – Я же его не видел.
– А тогда откуда ты знаешь, что это был медведь?
– Микеля медведь разорвал, – сказал Баркус Норте.
– По следам от когтей, – сказал Ваэлин, осознав, что обмануть товарищей будет сложнее, чем он думал. – Он… его на куски разорвали.
– Прямо на куски? – с отвращением воскликнул Норта. – Микеля – на куски?
– Потому что дядя говорил, что в Урлише бурые не водятся, – тусклым голосом сказал Дентос. – Они только на севере живут.
– Ручаюсь, это был тот самый волк, что я видел! – в ужасе прошептал Норта. – Волк, которого я видел, он и сожрал Микеля. Он бы меня сожрал, если бы не был сыт!
– Волки людей не едят, – сказал Дентос.
– А может, он бешеный был! – Норта, ошеломленный, плюхнулся на койку. – Меня едва не сожрал бешеный волк!
И так оно и пошло дальше: мальчишки возвращались один за другим, усталые и промокшие, но счастливые оттого, что прошли испытание, и улыбки их тут же исчезали, как только они узнавали новости. Дентос с Нортой спорили про волков и медведей, Баркус разделил свою скудную добычу, и ее съели в угрюмом молчании. Ваэлин кутался в свое одеяло, стараясь забыть обмякшие, безжизненные черты Микеля и то ощущение мертвого тела сквозь мешковину, когда он вырыл в земле неглубокую могилку…
Он проснулся через несколько часов, дрожа от холода. К тому времени, как глаза привыкли к темноте, последние обрывки сна улетучились из его разума. Судя по тому немногому, что осталось в памяти, этот сон было лучше поскорее забыть. Другие мальчишки спали, Баркус храпел, для разнообразия – негромко, поленья в очаге почернели и еле тлели. Мальчик выбрался из постели, чтобы заново разжечь огонь: темнота в комнате внезапно показалась ему страшнее лесного мрака.
– Дрова кончились, брат.
Он обернулся и увидел, что Каэнис сидит на своей койке. Он был одет, мокрая одежда блестела в свете луны, сочащемся сквозь ставни. Лица его не было видно в темноте.
