Александр Прозоров - Наследник
— Я знаю, — продолжая чертить, кивнул волхв. — Ты заметил мое чародейство с самого начала. Но ты не испугался, чужеземец. Это хорошо. Болотник, анчутка или иная нежить давно бы бросились наутек. Но я все-таки закончу, ты не против?
— Пожалуйста, — только улыбнулся Ротгкхон. — Коли у селян подозрений не будет, то и мне спать спокойней.
— А какому друиду поклоняешься ты, чужеземец? — спросил Стражибор.
— Как и положено искателю истины, я стараюсь совместить в душе все известные учения. Ведь ты, волхв, принося жертвы Карачуну, не отрекаешься ни от Хорса, ни от Похвиста, ни от радуниц.
— Дядя Стражибор… — Зимава поднималась по дороге, тяжело переставляя ноги, и даже говорила с трудом. — Ты уже знаком с моим женихом?
— Да, девочка, — кивнул толстяк, наконец-то закончил свою работу и с гордостью отступил: — Чрез эту линию ни одна нежить переступить не способна! От лихоманки она тоже хорошо оберегает, крикс же болотных, банников и домовых вовсе насмерть держит.
Зимава замерла, бледнея на глазах.
— Давай помогу, — быстро подступил к ней Ротгкхон, развел руки и снял одновременно оба ведра. И от той легкости, с которой он это сотворил, девушка и вовсе стала похожа лицом на снег.
— Ты… — с трудом выдавила она, но фразы так и не закончила.
— Не беспокойся, милая, мне не тяжело. — Он направился к бане.
Зимава, чуть помешкав, кинулась следом, нагнала у двери:
— Как ты смог? Как перешагнул запретную черту?!
— Я собирался уйти в мир людей. — Вербовщик поставил ведра за порог. — И хорошо подготовился. Ну что, Зимава? Теперь хоть кто поверит, что я леший, а не обычный путник, заблудившийся в лесу? Несчастный, которого ты обманом заставила на себе жениться?
— Ты отказываешься? — сглотнула девушка.
— Нет, уговор есть уговор, — покачал Ротгкхон головой. — Я на тебе женюсь, а ты навечно сохранишь тайну того, кто я такой. Но больше не думай, что это такая уж страшная угроза. Я всегда могу доказать, что я самый обычный смертный. Ты будешь молчать?
— Клянусь могилой матери!
— Тогда сказывай, чего делать? Мне искать сватов, или ты просто сговоришься с волхвом об обряде? Только имей в виду: сватов тоже придется искать тебе. Я здесь не совсем здешний.
— Я упрежу Стражибора! — расцвела улыбкой Зимава, метнулась к оставшемуся на дороге толстяку. Пока вербовщик переливал воду из ведер в большую деревянную кадку, успела его в чем-то убедить, завела во двор.
— Вправду ли ты согласен, чужеземец, взять в жены Зимаву нашу, сироту и бесприданницу, без раздумий и помолвок, без гуляний и праздников, без совета с родичами своими либо друзьями? — сурово поинтересовался волхв. — Ведомо мне, не так просто клятва твоя дана, не так безмятежно вы встретились.
— Когда я встретил ее в чащобе, Стражибор, она показалась мне невероятным чудом, показалась прекраснее богини красоты. И потому клятву свою я давал со всей искренностью.
— В твоем положении даже старая знахарка показалась бы желанной, Лесослав. Чего может стоить обещание, данное от полной безысходности? Тем паче, сказывают, иная дева была у тебя на примете, к иному порогу ты путь свой держал? Хорошенько поразмысли, иноземец! Семьи должны создаваться для радости, а не по нужде.
— Что за смысл в клятвах, если отрекаться от них при первой возможности, Стражибор?
— Честность твоя достойна восхищения, — кивнул волхв. — Однако же заветов Сварожьих она заменять не должна. Зимава, освободи его от данного обещания. Скажи, что возвращаешь данное слово гостю своему назад.
— Шум какой-то на дороге! — привстала на цыпочки девушка. — Не иначе, боярин какой приехал?
— Зимава! — сурово повысил голос Стражибор.
— Да правду говорю, гомон какой-то!
— Ты отказываешься?
— Нет, не отказываюсь, — фыркнула девушка и притопнула ногой: — Лесослав, я освобождаю тебя от данного обещания!
— Вот и хорошо, — удовлетворенно кивнул толстяк, скинул свою странную шапочку, пригладил жесткие волосы. — Теперь, чужестранец, когда ты свободен от своей клятвы, я хочу спросить тебя еще раз: ты все еще согласен взять дщерь нашу Зимаву в свои законные жены? После сего согласия она останется рядом с тобою до конца дней твоих, и ты обязан будешь заботиться о ней со всем тщанием, и о детях ваших, и изменить ничего более уже не сможешь!
— И правда какая-то толпа по дороге тащится, — глядя через его голову, ответил Ротгкхон. — С оружием!
— Вы чего, шутки шутить вздумали?! — возмутился волхв. — Вот я вас…
— Я согласен! — вскинув руки, торопливо перебил его вербовщик. — Я все равно хочу взять ее себе в жены!
— Ну, коли желание твое твердо, завтра к полудню жду вас у родника, — кивнул Стражибор. — Рад за вас, дети. К лучшему сие. Сердцем чувствую, к добру… А что там за шум?
Он повернулся — и охнул от неожиданности, вскинув руку к простоволосой голове:
— Чур меня! Никак князь едет?
Лошади дружинников двигались без торопливости, величавым спокойным шагом. Настроение у княжича Святогора было не то, чтобы мчаться куда-то сломя голову, да и наказ братский был разумным и ясным: показать смердам, что не даром их правитель с воинством оброк мужицкий проедают. Про сечи в землях далеких деревням знать, верно, и не к чему, а вот серых разбойников приструнить, которые то скотину задерут, то овчарню разорят, а то и ребенка утащат — за это в каждом селении поблагодарят от души.
Местный люд и правда сбирался вдоль дороги, кланялся, скинув шапки, кричал здравицы, всматривался в суровых плечистых воинов и младшего княжича. Святогор в ответ на приветствия кивал, иногда даже поворачивая голову и вглядываясь в лица смердов, словно кого-то узнавая или пытаясь припомнить. Подданные должны знать, что для князя они вовсе не на одно лицо, что он знает их, не чурается и оберегает из любви, а не со скуки.
Деревня Притулка была третьей и предпоследней на их пути в Муром. Святогор привычно кивал смердам в серых потных и запыленных рубахах, бородатым и с небритыми головами, — когда на общей серой массе неожиданно резко ударило по глазам яркое пятно. В стороне от дороги, на разоренном дворе, не имеющем ничего, кроме бани и старого овина, стоял возле тощей бабы воин в непривычно короткой атласной рубахе со множеством золотых пуговиц, в синих свободных шароварах, заправленных в сиреневые сапоги, да еще и с мечом на странном поясе с вертикальными ремешками. И лицо у воина тоже было непривычное, нерусское.
Княжич еще только натянул поводья, а в направлении его взгляда уже поскакали молодые удалые гридни, помахивая плетьми:
