Элизабет Мэй - Охотницы
Я молча смотрю, как Киаран поднимает ногу, ставит ее в центр массивной груди красного колпака и сталкивает фейри с обломков моста. И выбрасывает его сердце.
Алый идет тебе больше всего, — смеясь, говорит голос из моих воспоминаний.
«Нет!»
Я отбрасываю это воспоминание. Внутри меня остается гнев, безжалостный и разрушительный. Я ненавижу фейри. Я ненавижу их за то, что они забрали у меня, за то, кем я стала. За ту ночь, в которую я была настолько разбита, что даже не могла оплакать ту, которую любила.
Я стискиваю зубы и направляюсь к Киарану. Он смотрит, как я приближаюсь, его глаза светятся неестественным светом, и это только все ухудшает. Он один из них. Он никогда не поймет, что сделал сейчас со мной.
— Кэм…
Я бью его в лицо так сильно, что у меня лопается кожа. От удара костяшки пальцев начинают кровить, а он даже не пошатнулся.
— Довольно, — говорит Киаран.
Я бью его снова. И снова. Удары не оказывают на него никакого видимого действия. Но я буду продолжать, пока не оставлю отметину, пока что-то не сломается.
Он хватает меня за плечи. Пальцы впиваются в кожу с такой силой, что останутся синяки.
— Довольно! — Его глаза изучают мое лицо, словно он может разглядеть сломанную часть меня. — Кэм? Ты со мной? — Он говорит это очень мягко, с намеком на человечность, которой я никогда не слышала от него раньше.
Из-за этого мне хочется ударить его снова. Я не могу позволить ему так со мной поступить. Я пытаюсь снова взять себя в руки и справиться с воспоминаниями, похоронить их глубоко внутри, где им самое место.
— Он знал тебя, — хриплю я.
Я не хочу объяснять Киарану, что сейчас произошло или что я пришла в ужас от его поступка, потому что это напомнило мне, что он один из них.
— Этот красный колпак знал тебя, и ты солгал мне.
Выражение почти-сочувствия исчезло, и он снова превратился в равнодушного Киарана. Его хватка становится такой сильной, что я вскрикиваю от боли.
— A bhur aidh tha thu ann.
— Я не говорю на твоем чертовом языке.
— Я сказал, что ты идиотка. Ты понимаешь, что наделала?
Я дышу быстро и тяжело.
— Ударила тебя. — Я вскидываю подбородок. — Убила красного колпака. Это то, чему ты учил меня.
«Я спасла себя».
— Это, — он кивает в сторону моста, — не то, чему я тебя учил. Откуда, черт возьми, ты достала взрывчатку?
— Я сделала ее, — отвечаю я сквозь стиснутые зубы. — Ты всегда говорил мне делать все, что необходимо для убийства фейри, я так и поступила.
То, чему он учил меня, было единственным, что имеет значение. Выследить, искалечить, убить и выжить. Если бы у меня уже не было инстинктивного желания убивать, Киаран научил бы и ему. Его ненависть к ним — отражение моей собственной.
— Отпусти меня, — говорю я, не дождавшись ответа.
Он не отпускает меня, вместо этого притягивает ближе. Я в полной мере чувствую на себе эффект от его горящего взгляда и вздрагиваю.
— Ты убивала их, не так ли?
Он говорит тихо. Эмоции усиливают его мелодичный акцент, и это настолько меня удивляет, что я не нахожусь с ответом. Он встряхивает меня.
— Одна. Без меня. Когда я категорически запретил.
Я никогда раньше не видела его настолько не контролирующим себя. Какие бы эмоции он ни испытывал, он всегда их сдерживал, скрывал.
— Айе, — говорю я. — И я буду делать это снова, когда мне захочется.
— Как долго, Кэм?
Меня пугает серьезность его голоса.
— Почти две недели.
Сразу после бала, когда я была снова представлена обществу. Я пошла охотиться с Киараном, и, когда мы закончили, он оставил меня рядом с мертвым фейри в одном из подземных тоннелей. Я наслаждалась последними остатками его силы, когда почувствовала, как приближается другой фейри, вместе с жертвой. Я не смогла удержаться. И на следующую ночь я не смогла удержаться от убийства в одиночку, равно как и на следующую, и на следующую. Мой новый ритуал.
Он холодно смеется. Я дергаюсь, когда он проводит по моей щеке длинным изящным пальцем.
— Надеюсь, у тебя большой арсенал этого маленького оружия, — шепчет он, и его дыхание целует мои губы. — Потому что отныне они никогда не перестанут преследовать тебя.
Я больше не могу дышать. Я упираюсь ладонями ему в грудь и отталкиваю его. Он сверкает улыбкой, еще более безжалостной, чем обычно, разворачивается и направляется к Калтон Хилл.
— И что это за безымянные они? — Когда становится ясно, что он не собирается останавливаться, я догоняю его, чтобы он не смог убежать. — Ты говорил, что красные колпаки заключены в холмах. Я думала, что фейри не могут лгать.
— Sìthichean, — поправляет он. Он ненавидит, когда я называю его соплеменников фейри. — Да, не можем.
— Тогда как они сбежали?
— Это не имеет значения, — говорит Киаран, и на его скуле дергается мускул. — Когда мы охотились вместе, я мог замаскировывать наши убийства как свои. Теперь, после твоей одиночной охоты, она знает, что в Эдинбурге живет Соколиная Охотница.
Соколиная Охотница.
Опять это! Я помню широкую улыбку выходца, когда он высасывал из меня энергию.
Соколиная Охотница.
— Что это значит? — спрашиваю я.
Прежде чем он успевает ответить, я слышу голоса. Киаран смотрит мне за спину, и я оборачиваюсь. Люди, болтая и перекликаясь друг с другом, спешат к Ватерлоо-плейс. Я понимаю, что они ищут причину взрыва. Он наделал слишком много шума.
Черт побери! Придется делать большой крюк по дороге к площади Шарлотты, если я не хочу быть замеченной.
— Просто возвращайся домой, Кэм, — говорит Киаран.
— Но…
— Остальное я расскажу завтра.
Он разворачивается и идет вдоль дороги.
Через час я возвращаюсь к себе в спальню через потайную дверь. Деррик вылетает из гардеробной. Его крылья трепещут так быстро, что их почти невозможно различить.
При виде меня он останавливается и присвистывает.
— Ощущаю потребность сказать: выглядишь ты отвратно.
Я нажимаю на рычаг, который возвращает дверь на место, и ударяю ладонью по деревянной панели на стене.
— Благодарю, — сухо говорю я. — Очень мило с твоей стороны.
И смотрю в зеркало. Мои волосы в полном беспорядке, медные пряди торчат в разные стороны. Кровью забрызганы и лицо, и одежда. На шее синяк, завтра он будет темно-фиолетовым. Деррик прав: выгляжу я паршиво.
— Я закончил платье, — говорит Деррик. — Плату, пожалуйста.
