Михаил Чулков - Пересмешник, или Славенские сказки
Предприяв сие намерение, вникал я во все ее речи, но противу желания моего находил в них неизъяснимую скромность. Наконец, доведя разговор до ее состояния, просил ее, чтоб она удостоила меня объявлением обстоятельств, касающихся до ее жизни. Просьба моя без отговорок была удовольствована.
— Я, — говорила она, — уроженица города Афин, отец мой имел там сан священника-паладина. Некогда пришел в дом наш иностранец под видом, чтоб просить отца моего принесть Афине обещанную им жертву; но в самом деле желание его было увидеть меня и свесть с отцом моим знакомство, чтоб чрез то получить свободный вход в наш дом. Он был житель здешнего города и начальник легиона; в Афинах был он тогда для некоторого дела по повелению здешнего кесаря; он меня по праздникам видывал в Минервином храме и влюбился в меня. И таким образом, сведши потом с родителем моим хорошее знакомство, зачал за меня свататься. Отец мой, зная его достоинство и добродетель, без всяких отговорок на то согласился.
Свадьба наша была сыграна благополучно, и по нескольких после оной днях, отправя муж мой положенное на него от кесаря дело, возвратился в свое отечество; напоследок по полугодном со мною сожитии, будучи в походе против варваров, убит на сражении; итак, я осталась вдовою и наследницею всего его имения, потому что других, кроме меня, наследников у него не было. Вот вся моя история, — примолвила она мне, — и я уже месяца с два вдовою.
— По окончании своей повести разговаривала она со мною о вещах посторонних; а я, напротив того, будучи мучим любовию, не думал уже более ни о чем, кроме моей страсти, покушался тысячу раз открыть ее моей победительнице, но робость и стыд и важный ее вид меня удерживали от исполнения оного. По крайней мере, старался я открыть оную околичностями и оными же взаимными образом и от нее получал. Таким успехом хитрости моей будучи ободрен, хотел было ей настоящее сделать открытие, но наступившая глубокая полночь помешала моему благополучию. Обладательница моя, не дав мне докончить начатых мною слов, встала поспешно со стула и, пожелав мне доброй ночи, оставила меня в пущем прежнего смятении, после чего и я пошел домой, кляня несчастливую мою участь, сделавшую меня навсегда игралищем счастия.
Пришедши домой, — продолжал Славурон, — бросился я в постелю, но не для вкушения сладкого сна, а чтоб отдаться воле моих мыслей, которые всеминутно накладывали на меня крепчайшие любви оковы. Наконец, по долгом размышлении, покрыл меня Морфей своими крыльями, и едва я заснул, как прелестный призрак представил пред меня обожаемую мною красавицу. Сердце мое наполнилось восхищением, я бросился к ее ногам и готовился изъяснить все мое чувство, как вдруг вскрутившийся вихрь похитил ее из глаз моих. Я закричал, и в самое то время вошел ко мне мой служитель и докладывал мне, что незнакомый человек желает со мною видеться. Я его приказал впустить, служитель мой его кликнул, и незнакомый подал мне письмо следующего содержания, которое я еще и до сих пор помню:
"Что я тебя любила, Славурон, оное доказали все тебе мои поступки, но я видела, если только не обманывалася, что и ты ко мне то же чувствуешь. Я было определила скоро уже увенчать нашу страсть и доказала бы тебе, что я стою твоею быть; я не афинянка и не жрецова дочь, как тебя вчера уверяла, а знатного в здешнем городе господина; но жестокие случаи воспротивились моему желанию. Прости, Славурон, я еду, судьба лишает меня твоего присутствия и влечет в неизвестную мне дорогу, но если ты меня прямо любишь, то будешь искать меня и на краю света. Прости! и помни то, что я тебя люблю!"
— Ах! — вскричал я тогда: ужасный гром не может сильнее поразить, сколь я был поражен жестоким сим известием. Течение крови моей остановилось, грудь моя спиралася вздохами, лицо обливалося слезами, и я не инаким стоял, как приговоренным на казнь. В таком плачевном будучи состоянии, едва чрез час мог собрать расточенные мои мысли и, оборотившись к письмоносцу, спрашивал его, откуда он это письмо получил и кто ему его дал.
— Я, — ответствовал он, — имел нужду быть сего дня рано в предместии города; и когда, исправя оную, возвращался в город, тогда поравнялась со мною дорожная карета, из коей закричали вознице, чтоб он остановился, а после и меня прикликали к карете; в оной сидели две женщины, одна из них в самом цвете молодости, а другая уже в довольных летах, которая спрашивала меня, знаю ли я тебя. Я ответствовал, что хотя тебе никогда не бывал знаком, только по славе имени твоего о тебе известен. Тогда старая женщина говорила мне, что ты ее племянник, и просила меня отдать тебе это письмо и извинить ее, что она без прощения с тобою расстается, потому что этого ей сделать не можно, да и подлинно нельзя ей было никак из кареты отлучиться, — продолжал речь свою незнакомец, — потому что окружали оную шесть вооруженных конников, которые и меня насилу допустили к карете и с великой просьбой и слезами старой женщины отпустили меня с письмом к тебе. Вот вся моя история, — примолвил письмоносец и, поклонясь, пошел от меня.
Я остался неподвижен, разум мой меня оставил, и рассуждения мои от меня удалились, лишиться живота в то время почитал я небесным даром; но мне уже и представлялось, что смерть моя ко мне приближается и возносит острую свою косу, чтоб ссечь меня и свергнуть в мрачное Ниево жилище. Напоследок вышел я из моего заблуждения, но чтоб отдаться в жесточайшую печаль; потом в отчаянии моем предприял я ехать и искать ее по всему свету. Приказал тотчас оседлать себе коня и, не рассуждая ни о приготовлении к пути, ни о снабдевании себя нужным, сел и поехал, не зная сам куда. Смятение мое повсюду за мною следовало и не оставило бы меня долго, если б шум, сделавшийся подле меня, не разогнал его.
Я поднял глаза и увидел себя окруженным вооруженными людьми, кои, не медля нимало, схватили меня с моей лошади, посадили в приуготовленную коляску, завязали в ней мне глаза и потом повезли меня; причем запрещали кричать и рваться, если не хочу быть умерщвлен. Сколько жизнь моя была ни несносна, однако ж не хотел я лишиться ее от рук моих похитителей; итак, ехал, нимало им не противясь.
Потом привезли меня в темницу, которая показалась мне ужаснее и самой смерти, и тут заключили. Я препроводил всю ночь в великом ужасе и не знал, что мне начать в моей напасти. Поутру вошел ко мне начальник стражи темничной и объявил, что приказано содержать меня тут наистрожайшим образом. Я спрашивал его, в чем я проступился и за что должен терпеть такое наказание. Но он мне на то ответствовал незнанием, прибавляя к тому, что он только то ведает, что я обвинен и что казнь совершится надо мною чрез три дни. Сказав сие, вышел он вон и оставил меня утопать в моем отчаянии. Тогда горесть моя от часу прибавлялася, и неизвестная судьбина терзала мое сердце наилютейшим образом. Я отдался совсем снедающей меня тоске и положил неробко лишиться тревожной моей жизни, нежели ожидать на свете по всякий час нового страдания.
![Михаил Катюричев - Путь Силы [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
