Не потревожим зла - Фрейм Соня
О странном вечере, полном недомолвок и пугающей откровенности, она уже не вспоминала, хотя тот разговор оставил после себя много мыслей. Не все из них удалось усвоить ясно.
Люк стянул очки, щурясь на солнце. Видеть его ненакрашенным было еще необычнее.
— Тогда что ты тут делаешь? Оправдываешь славу кладбищенской звезды?
Он засчитал ее издевку, снисходительно усмехнувшись.
— Прячусь от своего менеджера, он меня задолбал. И случайно заехал на кладбище. Иронично, что сказать. А ты что тут забыла, девушка из морга? Тоже имидж поддерживаешь?
Придумать Алиса ничего не успела. Взгляд Люка стремительно скользнул по могиле Якоба и в конечном итоге наткнулся на лежащий у подножия креста белый конверт.
Объяснение было неизбежно.
Некоторое время они молчали, а потом Люк кивнул на письмо и поинтересовался:
— Это тебе?
Ответ вдруг вылетел из нее быстрее, чем она успела его обдумать:
— Нет, это ему от меня.
— Ну давай, теперь твоя очередь рассказывать свою грустную историю.
— Еще чего, чтобы ты потом об этом спел? — усмехнулась она.
Люк подавил очередную ухмылку и спросил:
— Секрет за секрет. Давай, Алиса.
Неожиданно от его вкрадчивой интонации и знакомой полуулыбки возникло ощущение, что она беседует со старым другом, хотя они виделись всего раз, неделю назад. Внезапно тяжелый замок в груди отворился и ей захотелось открыться Люку, как близкому человеку.
— Это… мой парень. Он покончил жизнь самоубийством, когда я оставила его ненадолго одного. Выстрелил в голову.
Он смотрел на нее, не произнося ни слова. Кожей ощущалось, как его внимание заостряется с каждой секундой. В его лице мелькнуло даже странное торжество, словно он нашел подтверждение какой-то гипотезе.
«Так значит, и ты. Ты тоже осталась», — говорило его молчание.
Атмосфера общей невысказанной тайны, случайно возникшая между ними в его доме, концентрировалась вокруг снова.
— Что значит когда ты его оставила… одного?
— Он был болен. Я должна была его контролировать.
— Должна? Так ты девушкой ему была или надзирателем?
— Уже не знаю, — отстраненно произнесла она, смотря куда-то в середину креста.
Она рассказала Люку обо всем, словно открывая дверь. И сквозь эту щель потекла вереница слов, неизвестно для кого хранимых, но сейчас они впервые нашли верного слушателя.
…Однажды девушка по имени Алиса наткнулась на ночной улице Берлина на одинокого замерзшего парня. Он торчал на станции метро «Ослоер-штрассе» и кутался в кожаную куртку, которая совсем не грела.
Его можно было принять за очередного джанки, которыми Берлин полон до краев. Пустой, ищущий взгляд, трясущиеся руки. Зрачки расширены, глаза смотрят на тебя, но не видят.
В его взгляде расслаивалась вселенная. Или же это было разложение его души.
Почему-то Алиса сразу поняла, что он не наркоман. И чем дольше она за ним наблюдала, тем тревожнее ей становилось. Он не ждал поезда, в отличие от нее. Он вообще ничего не ждал. Его пережевало и выплюнуло на обочину жизни. Все в его виде кричало об этом, хотя он не издавал ни звука.
Его взгляд остановился на ней, и где-то произошло короткое замыкание. Якоб оторвался от стены и двинулся следом. Якоб шел по станциям метро и темным запутанным улицам, и так до самого Фриденау. Когда Алиса остановилась, он замер, как ее вторая тень.
Возможно, следовало бежать, да так, чтобы он никогда ее не догнал. Но оба в тот час оказались в ловушке странной корреляции друг с другом. В преломляющемся фонарном свете Алиса увидела больного измученного человека, который нуждался в помощи и по какой-то причине узрел ее в ней. Его взгляд все время о чем-то безустанно молил.
Чего он хотел? Что искал, раз без раздумий последовал за ней, как доверчивый щенок?
События стали нанизываться, как бусины на нить.
Кто-то из них эхом сказал: «Эй…» Невесомое касание ее запястья и вживление в чужой облик по какому-то зову. Странное знакомство без имен и лишних слов.
Сама не зная как, Алиса вывела его из-под земли, и он дошел до самой двери ее квартиры. И она впустила его, потому что за него было страшно. Этот парень выглядел так, будто вот-вот сделает что-то опасное. Никогда она не испытывала чувства такого иррационального беспокойства за незнакомого человека. То, с какой покорностью он побрел за ней, говорило только, что ему действительно больше некуда идти.
(Может, он только и ждал того, кто подберет его и убережет?)
«Раз пришел, входи».
Алиса усадила его на диван, принесла ненужный чай. Спросила, кто может о нем позаботиться. Ответом были молчание и безжизненный пронизывающий взгляд. Мобильного телефона не имелось. В бумажнике нашлись мятая пятиевровая купюра и потрепанное удостоверение. Так она узнала, что ее визитера зовут Якоб Радке.
«Эй, Якоб… У тебя есть родители? Друзья?»
«Лечащий врач…» — вертелось на языке, но не сорвалось.
Якоб сидел очень тихо, водя невидящим взглядом по ее комнате. Был где-то глубоко в себе, и вытащить его не получалось.
Она проверила его запястья, но следов уколов не было.
«Ты пришла за мной?» — раздались первые внятные слова.
«Это ты пошел за мной».
«Я останусь?».
Алиса смотрела на него и чувствовала необъяснимую ответственность. Его хотелось только пожалеть. Ничего другого он и не заслуживал.
«Держи меня».
«Что?».
Более странной просьбы в тот момент нельзя было представить.
«Ты должна меня держать, — отчеканил Якоб с необъяснимой уверенностью. — Иначе я упаду».
«Но ты уже в полете. И начался он задолго до меня»
Эти слова тоже остались несказанными. Рука сама коснулась его дрожащей ладони. Алиса, которая никогда не проявляла ласку и не давала никому своего тепла. Оказывается, она берегла их для этого приемыша с улицы, и он ожил, как заводная кукла, и начал говорить.
Так они беседовали всю ночь, до рассвета. Она спрашивала, потому что умела задавать верные вопросы, а Якоб давал ответы, от которых было страшно.
«Меня уже нет. Здесь осталась только часть».
«Где же другая?».
«Не знаю. Я уже давно ее не чувствую. И этого тоже скоро не будет. Я убью себя. То, что осталось, не может существовать без содержания. Я умер когда-то. Не помню только… когда».
«Почему ты считаешь, что я могу тебе помочь?».
«Найди меня. Я вижу, что ты знаешь, как меня найти».
Молящий лихорадочный взгляд исподлобья. Слабая надежда, что его можно вытянуть, что он еще борется с собой. Сумасшедший, решивший, что только она знает, как вернуть ему целостность рассудка и личности.
Слова кончались. Алису затапливало его отчаяние, похожее на грязную черную воду.
В голове Якоба — разбитый циферблат, который уже не починить. Но она все равно начала выполнять его просьбу — искать. Где-то в этом месиве его червивых мыслей должен быть он сам. Алиса решила помочь Якобу и влюбилась в его уродство.
Что ее влекло?
«Что одной ногой он уже был там»
Очередная странная мысль, родившаяся в тишине.
Алиса хотела его уберечь, но в итоге толкнула в пропасть. Летишь, так лети. Тех, кто на полпути ко дну, уже не спасают.
— Это депрессивно-параноидный синдром на фоне прогрессирующей шизофрении. Он пытался покончить с собой еще в шестнадцать лет, и родители определили его в специальную клинику, посадили на антидепрессанты. Реабилитация не помогла, — отстраненно рассказывала Алиса притихшему Люку. — Он просто научился скрывать от них свои симптомы. В нем уживались рационалист, который прекрасно справлялся с болезнью, когда возникала угроза помещения в клинику, и… другой, тот, кто всего боялся, ненавидел жизнь и себя.
Алиса сложила ладони вместе и положила на них подбородок. Она теряла нить повествования от внезапного возвращения в ту ночь.
Впервые в ее жизни появился некий другой, который поглотил ее собственную личность, и это казалось странным. Ведь она — такой холодный, рассудительный человек. Эти качества сделали ее одиночкой. Она ни с кем по-настоящему не дружила, никогда по-настоящему не любила. Изо всех людей на земле умненькая девушка, аналитик до мозга костей, влюбилась в полнейшего психа, который жил в мире только ему понятных иррациональных страхов.
