Ксения Чайкова - Теневые игры
Бедный Торин сомнамбулой повернулся и молча зашагал по коридорам с таким видом, будто возглавлял похоронную процессию. Я привычно придержала рванувшуюся к невоспитанному аристократу Тьму и заторопилась за ним следом, гадая, не сильно ли обидится милорд Иррион, когда поймет, что я начала наводить в поместье свои порядки. Но ведь выпускать Торина в таком виде на люди совершенно невозможно! В самом деле, благороднорожденный граф – это вам не какой-нибудь паяц или скоморох ярмарочный, нечего ему народ пестротой своего костюма развлекать. Ну кто ж виноват, что у Торина и попервоначалу мозгов не слишком много было, а изнеженное придворное воспитание и остатки умишка из его головы выветрило? С другим клиентом – взрослым, самодостаточным, уверенным в себе – я, разумеется, так вольно обращаться бы себе не позволила. Но Торин – особая статья. Если им не руководить, он вообще без штанов на улицу выскочит.
Гардеробные графа – отдельная песня. А уж если этот граф недурен собой, молод и богат – то она превращается в настоящую арию, для исполнения которой нужен настоящий профессионал. Или профессионалка. Я к таковым себя относить не решалась, но все же дерзала претендовать на небольшую партию в этом произведении и потому постаралась приложить все усилия, дабы Торин выглядел сообразно своему высокому общественному положению.
– Попробуй это, это и, пожалуй, это,- велела я, перебирая роскошные костюмы и выискивая более-менее приемлемые сочетания тонов. Увы, большинство нарядов Торина, по моему мнению, ясно указывали на дальтонизм портного и полное отсутствие вкуса у самого аристократика лично я в подобное многоцветное великолепие не обрядилась бы и под страхом смертной казни. Оставалось лишь дивиться, как милорд Иррион позволял своему отпрыску облачаться в безумные сочетания синего, зеленого и желтого. К последнему цвету Торин питал явную слабость, ибо в его гардеробе колер взбесившегося лимона был представлен во всем своем многообразии и великолепии. Хотя, возможно, это его лишь бестолковая и никому не нужная дань моде.
Торину моя активность не нравилась. Торин возражал. Торин начинал стонать. Торин пробовал сопротивляться. Да только где ему, цыпленку! И не у таких слабаков ничего не получалось.
Вот чего у Лорранского не отнять, так это умения покоряться с таким видом, будто всем окружающим должно в ноги поклониться ему за столь многомудрое и важное для судеб всей страны решение. Поняв, что меня ему все равно не победить, Торин свернул сопротивление и подчинился творимому над собой произволу, старательно делая вид, что столь галантному и любезному кавалеру покоряться глупому женскому капризу – одно удовольствие. Хотя, возможно, ему и впрямь нравилось то внимание и суета, которым я его окружила при помощи двух молодых миловидных служанок и одного лакея, державшегося с таким величавым достоинством, будто он помогает переоблачаться королю Райдассы.
В результате аристократенок превратился в аристократа. Нельзя сказать, что хорошо подобранный костюм полностью убрал беспомощное и капризное выражение, уже, кажется, приросшее к лицу Торина, но, думаю, столь масштабная кампания была бы не под силу даже армии чародеев, стилистов и портных. Впрочем, выглядеть мой подопечный стал все-таки внушительнее и мужественнее, чего, собственно, я и добивалась. Не дело это – когда здоровый двадцатишестилетний лось производит впечатление малого ребенка, дорвавшегося до материнской шкатулки с драгоценностями и отцовского гардероба.
Торин морщился так, будто я ему зубы без обезболивающих заклятий выламывала, но, по-моему, только изображал сиятельное недовольство. На самом деле, кажется, ему было даже лестно, что храна (храна!), вместо того чтобы высматривать врагов, вплотную занимается его гардеробом и внешним видом. Кроме того, несмотря на раздраженное ворчание и утверждения, что это у меня нет вкуса, Торин был явно доволен результатом. В сущности, он был совсем неплохим человеком, разве что капризным и избалованным сверх всякой меры, с редкостным умением проявлять свое неумное упрямство в самых неподходящих случаях. Но, будучи в настроении подчиняться, он тратил на споры и пререкания так мало времени (всего каких-то часа полтора-два, не больше), что упоминать об этом было просто смешно.
Давненько у меня не случалось такого мерзкого и гадостного дня. Наверное, Торин все же обиделся на мое бесцеремонное вмешательство и деятельное участие в изменении его внешнего вида, ибо подло отомстил, весь день протаскавшись по великосветским приемам и раутам. Одним богам да, пожалуй, еще Тьме ведомо, скольких сил мне стоило раз за разом любезно улыбаться, приседать в реверансах и щебетать какие-то ничего не значащие светские глупости. И вдобавок делать комплименты рожам, которые были настолько мерзки, что руки так и чесались запустить в них чем-нибудь более тяжеловесным, чем подушка или диванный валик.
Светские рауты не доставляли мне ровно никакого удовольствия. Зато уж Торин буквально купался в том внимании, которым окружали графа Лорранского и его милую подружку. Кажется, гадкий подопечный прекрасно понял, сколько "радости" мне доставляет аристократическое общество, и с садистским наслаждением таскал меня с одного приема на другой, с явным удовольствием следя, как улыбка, прилипшая к моему лицу, становится все более приторной и слащавой. Порой я была уже готова забыть, что он мой клиент, и как следует стукнуть неуемного благороднорожденного, дабы раз и навсегда отбить охоту издеваться над подчиненными ему людьми. Увы, рядом постоянно кто-то был, а затевать разборку на людях – последнее дело даже для любовницы, не говоря уже о хране. Кроме того, я подозревала, что после моего удара встать графеику уже будет не суждено. А убивать того, кого взялась охранять,- это и вовсе уж никуда не годится.
Из Торина, как мне показалось к концу дня, получился бы отличный палач. По крайней мере, по части моральных пыток он легко заткнет за пояс всех самых умелых и опытных мастеров заплечных дел Райдассы. Отсутствие чувствительности к эмоциям окружающих делали графеныша поистине опасным человеком для тех, кто оказывался у него н подчинении или зависимости.
– Ну как настроение? – благодушно пропел Торин, усаживаясь в карету следом за мной и давая отмашку кучеру. Я вопросительно покосилась на него, пытаясь понять, издевается он или и впрямь искренне интересуется состоянием моего духа. Впрочем, похоже, что мой подопечный в своем трогательном внимании честен, бесхитростен и наивен, как ребенок. Судя по абсолютно невозмутимому лицу, он явно пребывает в убеждении, что я, как и он, наслаждалась проведенными в полутемных гостиных часами, когда время тянулось медленно и едва не скрипело на зубах, как некачественные сладости, а воздух, отяжелевший от густого пряного запаха недавно вошедших в моду эльфийских благовоний, казалось, просто осыпался хлопьями на колени. И высокопарное переливание из пустого в порожнее, похоже, должно было доставить мне несказанную радость, равно как и приторно-сладкие вина, и двусмысленные комплименты, кажущиеся мне очень похожими на оскорбления, которые с жаром нашептывали "подружке" Лорранского богатые и влиятельные мужчины.
– Ничего,- уклончиво отозвалась я, увидев, что Торин и впрямь не понимает, как мало порадовал меня проведенный в гостиных и альковах благороднорожденных день. Но, в конце концов, клиент не обязан заботиться о хорошем настроении и благодушном расположении духа своей храны.
Зря я так сказала, конечно. Ибо аристократенок тут же едва в ладоши не забил от радости и, наклонившись к моему уху, доверительно сообщил:
– А я, между прочим, билеты в оперу купил. Знаменитое "Интермеццо над пропастью" из Тэллентэра, один-единственный концерт в Каленаре давать будут. Сейчас мы с тобой…
Я, уже понявшая, к чему дело идет, не успела выразить всю силу своего негодования – карету сильно тряхнуло на ухабе, и потерявший равновесие Торин с приглушенным оханьем свалился мне на колени, безжалостно сминая дорогой темно-фиолетовый шелк роскошного, предоставленного мне на время платья. Тьма, ухитрившаяся вывернуться из-под графской туши в самый последний момент, возмущенно зашипела и поспешила перебраться ко мне на плечи, бросаясь обрывками негодующих мыслей, справедливо рассудив, что уж туда-то наш капризный клиент за ней вряд ли полезет.
Вставать или принимать приличествующую аристократу позу Торин не торопился – скорее наоборот, попытался разлечься повольготнее, как на диване, совершенно не считаясь с чувствами этого самого "дивана", вовсе не желающего служить опорой для его сиятельной спины. Я гадостно улыбнулась, слегка сдвинулась и, примерившись, дернула ногами. Затылок аристократеныша приложился о дверцу кареты с таким звуком, будто кто-то с размаху стукнул кулаком в большой пустой кувшин.
