Роберт Сильверберг - Песни умирающей земли. Составители Джордж Р. Р. Мартин и Гарднер Дозуа
С той поры как Дерве Корим и чернокнижник Шрю познакомились, упавшие в землю семена успели превратиться в высоченные деревья, но в том, что она никому не выдаст его истинный род занятий, не было никаких сомнений. Когда Шрю впервые предложил ей оставить оседланную мегилью и проехаться с ним в фургоне с холщовым верхом, она расхохоталась, но предложение приняла; чернокнижник правил сам, кутаясь в обычный мешковатый желто-коричневый наряд торговца, его морщинистое и пугающе мрачное лицо почти полностью пряталось в тени, которую отбрасывала зеленая бархатная шляпа с мягкими и широкими полями — такие шляпы носили все, кто входил в Азеномейскую гильдию торговцев коврами. Они мило беседовали, пока фургон Шрю катился в хвосте каравана из более чем сорока таких же фургонов; в это же самое время Кирдрик кашлял, плевался и шипел, сидя позади, среди ковров, а клыкастая и когтистая двуногая мегилья Дерве Корим вприпрыжку бежала рядом, неимоверно взволнованная запахом дайхака.
Прошлое госпожи стратегессы Дерве Корим было скрыто во тьме и большей частью превратилось в легенды, однако Шрю знал, что когда-то эта красивая, но покрытая шрамами немолодая воительница была нежной, невинной и угрюмой девушкой, а также в значительной степени бесполезной принцессой, пятой в очереди на трон ныне не существующего сильского дома Домбер. Однажды вор и бродяга, которого Смеющийся Маг Юкоуну в наказание послал в бессмысленное и долгое путешествие, похитил юную Дерве Корим, воспользовался ею и в конечном итоге продал маленькой банде мерзких речных вонючек-бузиаков в обмен на сомнительный совет, касавшийся выбора правильной дороги. Бузаиаки использовали ее самым грубым образом в течение года. В конце концов ее характер и сама ее сущность отвердели, как закаленная сталь; Дерве Корим убила шестерых бузиаков, превративших ее в рабыню для удовлетворения своих низменных потребностей, и на протяжении нескольких лет странствовала по болотам Веге и горам Магнаца с варваром по имени Конорд (и превзошла в искусстве меча и копья всех принцесс, что когда-либо жили на Умирающей Земле, а также, по слухам, самого туповатого варвара), после чего пустилась в самостоятельное путешествие, зарабатывая на жизнь ремеслом наемника и верша суд над всеми, кто осмеливался ею пренебречь. Вор и бродяга, который когда-то похитил ее — хотя к этому моменту Дерве Корим уже считала его поступок благодеянием, — был в конечном итоге застигнут в Альмери. Поначалу Дерве Корим собиралась подвергнуть кривоногого негодяя унижениям, при одной лишь мысли о которых содрогнулось бы любое существо мужского пола, но потом она позволила ему сбежать, унося свои конечности и свое хозяйство в целости и сохранности. (Он был не очень хорошим человеком, но оказался — так уж вышло — ее первым. И свойственное ему эгоистичное безразличие в куда большей степени, чем ее родители или дворцовые воспитатели, позволило Дерве Корим стать той, кем она теперь была.)
Последние десятилетия госпожа стратегесса Дерве Корим потратила на то, чтобы лично подготовить три сотни мирмазонок — женщин-воительниц, с которыми судьба обошлась не менее жестоко, чем с нею, воспитав в них соответствующий характер, — и с ними заняться прибыльным наемническим делом. Этот караван вместе с нею охраняли восемнадцать мирмазонок (хотя четырех или пяти хватило бы на насколько сотен ветряных призраков, скальных гоблинов и бандитов-людей, если бы те осмелились устроить засаду), и каждая из этих воинственных женщин восседала на мегилье, одетая в облегающий доспех из драконьей чешуи, оставлявший левую грудь обнаженной. Традиционное одеяние мирмазонок приводило их противников в смущение, даже когда те доживали последние секунды своих жизней.
Пока они болтали, Дерве Корим произнесла, смеясь:
— Ты все такой же забавный, хитроумный и скрытный, Шрю. Я часто думаю о том, что бы вышло у нас с тобой, будь ты моложе, а я добрее по отношению к мужским особям человеческого рода.
— Я часто думаю о том, что бы вышло у нас с тобой, будь ты старше и окажись я женской особью человеческого рода, — сказал чернокнижник Шрю.
— Ты же маг! — расхохоталась стратегесса Дерве Корим. — Сделай, чтобы так и вышло!
Сказав это, она издала пронзительный свист, и мегилья, подбежав ближе к фургону, опустила чешуйчатую шею, чтобы воительница смогла прыгнуть в седло и погнать своего скакуна прочь.
Город караванщиков Диринд Хопц был переполнен паломниками, торговцами и странниками, которые не могли найти себе места. Южные земли оказались до такой степени охвачены бесчинствами разбойников и всеобщим хаосом, что даже самые благочестивые пилигримы, направлявшиеся в Эрзе Дамат, застряли в Диринд Хопце, ожидая, пока отряды наемников очистят дороги. На равнинах к северо-востоку от города образовался громадный временный лагерь, и большая часть путешественников из каравана Шрю разместились именно там вместе со своими фургонами, а Дерве Корим и ее мирмазонки развернули целый городок из высоких красных шатров. Однако сам Шрю, по-прежнему изображавший торговца коврами, хотел подобраться как можно ближе к горе у реки, на вершине которой находились Непревзойденная библиотека и Всеобъемлющее собрание, поэтому он взял Кирдрика и отправился на поиски гостиницы.
Все приличные заведения располагались на высоких берегах реки Дириндиан, где можно было насладиться прохладным ветерком, прекрасными видами и удаленностью от многочисленных сливных труб, что выходили прямо в реку; но в приличных заведениях не было свободных мест. Наконец-то Шрю отыскал крошечную комнатку с маленькой кушеткой под самой крышей древнего, покосившегося трактира под названием «Шесть голубых фонарей» — ему пришлось заплатить за нее несусветную цену в двадцать терциев.
Одноглазый трактирщик Шмольц, у которого предплечья были толще, чем бедра Шрю, кивком указал на Кирдрика и заявил:
— Еще двадцать терциев, если твой монах будет спать на полу в той же комнате или стоять рядом, пока ты спишь.
— Последователей Фиршнийского Ока интересуют только умерщвление плоти и физические неудобства, — сказал Шрю. — Монах никогда не спит и вполне может устроиться под крышей твоей конюшни, рядом с кучами навоза, среди зловонных брид и мермелантов.
— Тогда за место в конюшне — десять терциев, — проворчал Шмольц.
Отведя Кирдрика в конюшню, Шрю поднялся в свою комнатку и развернул на полу один из своих ковриков — тот занял все пространство между кроватью и стеной, — после чего застелил сомнительного вида кушетку собственными простынями и одеялами, спалив старые в вихре холодного голубого огня. Потом чернокнижник спустился в общий зал, чтобы наконец-то поужинать. Торговцы коврами из Азеномея не снимали своих шляп в публичных местах, так что Шрю чувствовал себя в достаточной степени удобно, пряча лицо и даже уши за низкими бархатными полями и огрызком вуали.