Ольга Романовская - Дама с единорогом
Когда он встал, уже рассвело. По ровному сопению, доносившемуся из-за ширмы, Бертран понял, что девушки ещё спят. Зато Френсиса он встретил во дворе: довольно пофыркивая, тот умывался над бочкой с дождевой водой.
— Мама уже встала, — сообщил он, утираясь полотенцем, — готовит завтрак. Сестрица Сесиль тоже скоро спустится и накроет на стол. К завтраку проснётся и Мэг, а вот Меридит поспит подольше.
— Ты куда-то собираешься? — спросил Бертран, заметив, что юноша направился не в дом, а к воротам.
— Да. Проверю садки.
Воздавав хвалу Господу за спокойно прожитую ночь и новый зарождающийся день, священник тоже с удовольствием поплескался в холодной воде. Делать до завтрака было нечего, и он решил прогуляться вокруг Трентона, заодно выяснив, в каком состоянии пребывает дорога. Не спеша шагая по влажной земле, слегка приподняв, чтобы не запачкать, рясу, священник наслаждался первыми лучами солнца и голубеющим на глазах небом. Ему казалась, что творение Господнее не могло быть совершеннее, даже если бы тот пожелал сотворить мир заново. Единственным, что печалило его, была мысль о далёкой, теперь уже навеки недосягаемой Эмме, которую он посмел отпугнуть своей любовью. Эмма виделась ему венцом в череде безупречных плодов рук Божьих, существом, которому по праву должен был принадлежать этот каждый день умирающий и возрождающийся мир.
Выйдя к реке, Бертран заметил на том берегу, у излучины, Френсиса. Сняв куртку, сапоги и длинные штаны-чулки, он в одной рубахе бродил по воде, проверяя расставленные загодя сети. Решив присоединиться к нему и, если потребуется, помочь, священник принялся искать тропинку, чтобы спуститься к воде. Преодолев первое препятствие, он столкнулся со вторым — отсутствием брода или мостика, по которому возможно было бы перебраться на ту сторону.
— Смотрите, святой отец, какая рыба попалась в наши сети! — крикнул Френсис, гордо потрясая пучеглазой рыбиной. И тут она дёрнулась, выскользнула из рук, потащив за собой нечаянно угодившего ногой в сеть подростка. По первым же его движениям Бертран понял, что тот не умеет плавать, а глубина, хоть и небольшая, грозила ему гибелью.
Возблагодарив Господа за то, что его наставник почитал плаванье полезным для здоровья, священник скинул рясу и кинулся на помощь захлебывавшемуся юноше. Призвав на помощь всё своё мужество, превозмогая холод, он нырнул и, нащупав опутавшую ногу Френсиса сеть, освободил пленника. Рискуя утонуть самому (цепляясь за шею спасителя, подросток тянул его ко дну), Бертран вытащил Френсиса на берег и возблагодарил Бога за помощь, ибо, как он верил, в подобных делах никогда не обходится без его вмешательства. У обоих сводило зубы от холода, но оба были живы, а посему счастливы. От простуды и прочих связанных с переохлаждением заболеваний спасут очаг, сухая одежда и домашняя наливка.
Наливка, однако, не помогла, и оба незадачливых купальщика простудились. Обитатели Трентона окружили спасителя Френсиса особой заботой; ему решительно ничего не давали делать, стремились предугадать каждое желание и с Божьей помощью быстро поставили на ноги, вернув былую крепость тела. Но, несмотря на настойчивые мольбы хозяйки и трепетные мольбы Сесиль, Бертран не задержался у них ни на день после того, как внутренний жар отпустил его.
Он уехал утром, разу после завтрака, благословил три поколения Трентонов, пожелав их дому благополучия и выразив надежду, что они и впредь будут жить с Господом в сердце, дабы, отринув в конце жизненного пути земные путы, беспрепятственно войти в Царство Божие.
И как ни прекрасна была Сесиль Трентон и другие виденные им женщины, как ни сияла их добродетель, как ни сильна была его вера в незыблемость правильности выбранной им стези и признание верховенства Божьей любви над земной, он уезжал, навек унося в своём сердце память только об одной, но достойной стоять возле трона Владычицы — Эмме Форрестер.
* * *
Бесконечные дожди наконец-то кончились. Размытые дороги подсохли под ярким солнцем. Невспаханные поля поросли свежей травой; её с жадностью поедали костлявые коровы. Кое-где какой-нибудь крестьянин на облезлом муле вспахивал жёсткую землю. Исхудавшие дети ловили рыбу на мелководье, тут же жарили её и ели. Рыба, конечно, была господская, так как плавала в господской реке, но сейчас им это безнаказанно сходило с рук — сеньоры ещё не вернулись с войны, а их жёнам и детям было не до того, чтобы пресекать мелкие кражи.
Первым отряд на пустынной дороге заметил пастушок Дейв и, собрав стадо, погнал его к Уоршу.
Отряд ехал медленно, даже торжественно; позади него плёлся обоз. Впереди, на красно-гнедом Латине ехал Леменор, гордый тем, что теперь его оруженосец одет в его цвета. Под стать честолюбию хозяина был его боевой конь, купленный полгода назад вдвое дешевле, чем он стоил на самом деле. Как уверял его прежний хозяин, разорившийся в пух и прах из-за чрезмерной любви к роскоши, Бурый (при новом хозяине — Авирон) мог похвастаться мавританской кровью. Конюший вёл его позади господина, то и дело косясь на дорогой вальтрап, жалея потраченных денег.
У стен Уорша, не дожидаясь приказа господина, один из его слуг протрубил в рог и громко объявил:
— Барон Артур Леменор здесь, немедленно опустите мост!
Подъёмный мост заскрипел, но опустился только наполовину.
— Вы не узнали меня, собаки? — Леменор отпустил несколько крепких ругательств в адрес стражников. — Опускайте мост, недоумки!
На этот раз мост опустился до конца.
Графиня Норинстан ввиду своего положения, но для благовидности сославшись на нездоровье, приняла Леменора у себя. Артур хотел поцеловать её, но Жанна покачала головой: "После". Он осторожно подхватил её на руки и, вопреки её возражениям, поднёс к окну.
— К чему это, сеньор? — Графиня удивлённо смотрела на него.
— Баронессу Леменор следует носить на руках, — галантно ответил барон, на самом деле желая похвастаться перед ней своим новым статусом.
— Почему баронессу? — По её лицу пробежала тень.
— Я женюсь на Вас. Этим же летом.
— Нельзя, — она покачала головой. — Я ношу траур.
— По гнусному изменнику? — усмехнулся Артур, поставив ее на ноги. — Так Вы хотите, чтобы все знали? От Вас все отвернутся, Вас всего лишат.
— Но Вы можете…
— Для всех Вы моя невеста. Меня не поймут, если не женюсь в этом году. Жанна, если Вы не хотите, я, конечно, отступлю… Так что?
— Хорошо, — вздохнула Жанна. — Но почему Вы назвали меня баронессой Леменор? Вы ведь баннерет… И откуда на Вас такая одежда? У Вас нет таких денег…
