Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Т. 4. Чёлн на миллион лет
Взгляд Свободы по-прежнему был устремлен на Ксеногею.
— Здесь есть жизнь, — сказала она. — Сорок процентов дополнительного веса не повредят нам, принимая в рассмотрение нашу прирожденную несгибаемость. Мы приспособимся.
— В прошлом мы приспосабливались к куда более тяжким ношам, — тихо добавила Макендел.
— Я что хочу сказать, если только вы дадите мне вставить словечко, — завопила Алият, — это вот: разве аллоийцы не могут ничего для нас сделать?!
К этому моменту оба экипажа уже обменялись массой информации: графиками, внутренними видами судов и прочим, что люди и инопланетяне сочли необходимым для размышлений материалом, вплоть до звуков. От аллоийцев пришли высокие, полные холодной мелодичности ноты, которые могли оказаться музыкой или чем-то иным, совершенно непостижимым. Похоже, они собирались наладить регулярную связь; но наивные новоприбывшие еще не постигли ее системы, осмеливаясь лишь надеяться, что переданные обеими сторонами сообщения взаимно откровенны и честны: «Мы пришли с добрыми намерениями и хотим быть вашими друзьями».
— Ты полагаешь, что они овладели гравитацией? — нахмурился Ханно. — Как твое мнение, «Пифеос»?
— Судя по всему, подобной техникой они не владеют, — отозвался корабль. — Кроме того, это расходится с известными нам физическими законами.
— Если такая техника существует, если они на это способны, следует предположить, что в их распоряжении так много иных могущественных сил, что они не станут утруждаться нашими пустяками. — Ханно потер подбородок. — Но они могли бы построить вращающуюся орбитальную станцию по нашим спецификациям.
— Чудненький искусственный мирок, чтоб мы там сидели и обрастали жирком, как на корабле? — вспылил Странник. — Вот уж нет, клянусь Господом! И это когда мы прибыли к планете, по которой можно пройтись босиком!
Свобода радостно вскрикнула, Ду Шань просиял, Патульсий энергично кивнул.
— Правильно, — мгновением позже поддержала их Макендел.
— При условии, что мы сможем там жить, — возразила Юкико. — Химия и биохимия планеты могут оказаться смертельными для нас.
— А может, и нет, — заметил Странник. — Давайте займемся делом и выясним все доподлинно.
Корабль и высланные им роботы приступили к выполнению этой задачи. Поначалу люди были лишь заинтересованными наблюдателями, а инструменты проводили поиск, брали образцы, анализировали, компьютеры оценивали и сопоставляли. Шлюпки вошли в атмосферу. После нескольких разведывательных полетов, обеспечивших сведения об атмосфере, они приземлились. Высадившиеся разумные машины передавали о своих находках кораблю. Затем, по мере знакомства с ситуацией, люди мало-помалу стали членами исследовательской команды; сначала они лишь высказывали предложения, но постепенно стали принимать решения и отдавать указания. Они не были учеными специалистами, да этого и не требовалось. Корабль располагал обширной информацией и мощью логики, роботы владели разнообразнейшим инструментальным мастерством. А люди воплощали в себе любознательность, стремление вперед и общую волю.
Ханно почти не принимал в этом участия — мысли его были заняты аллоийцами. Юкико тоже присоединилась к нему. Ханно больше всего интересовало, что они могут рассказать о себе и своих межзвездных странствиях; Юкико же думала об искусстве, философии, трансцендентных материях. Оба обладали даром общения с-чужаками, интуицией, позволявшей из спутанных фрагментарных данных выудить те, которые обретали смысл и значение. Точно так же Ньютон, Планк и Эйнштейн в одно ослепительное мгновение приходили к откровениям, непостижимым образом оказавшимся после того объяснимыми и предсказуемыми. Или Дарвин, де Ври, Опарин. И, наверно, Гаутама Будда.
Когда землепроходцы встречали совершенно незнакомый народ — скажем, европейцы в Америке, — два человеческих племени быстро нащупывали способ взаимопонимания. На Тритосе подобное было просто невозможно. Различия здесь пролегли не только в культуре и истории, и даже не только в биологических особенностях. Встретились две совершенно несхожие эволюции. Существа не только думали по-разному, — они были не способны мыслить одинаково.
Взять хотя бы человеческую руку и ее аллоийский эквивалент. Последний куда слабее, хотя когда все конечности охватывают предмет, назвать их пожатие слабым никак нельзя. Зато он куда более чувствителен, особенно в тончайших крайних ответвлениях — более низкий порог восприятия и значительно более тонкая координация движений. Тонкие, как паутинки, кончики щупалец держатся за счет молекулярного сцепления, и организм ощущает их малейшие движения. Так что мир их тактильного восприятия был несравненно, на много порядков богаче нашего.
Был ли он беднее зрительно? Сказать невозможно, и скорее всего ответ просто лишен смысла. Аллоийские «крылья» частично исполняли роль регуляторов температуры тела, частью служили испарителями избытка воды, но в основном были пронизаны сетью датчиков, в число которых входили и светочувствительные — более примитивные, чем глаза, но если учесть их количество и разнообразие, то, видимо, не уступающие человеческим глазам. Так ли это, зависит лишь от того, как мозг обрабатывает поступающие данные; но у этих существ вроде бы не было никакого органа, соответствующего мозгу.
Впрочем, достаточно. Наверно, у Ханно и Юкико на изучение анатомии ушли бы многие годы, а уж чтобы разобраться в ней — и того больше. Но в данный момент они понимали — пользуясь совершенно неподходящими земными выражениями, — что имеют дело не только с иным программным обеспечением, но и с иным типом живого компьютера. Так что не следует ожидать, что будет легко найти нечто вроде общего языка. Наверно, продвинуться дальше каких-то элементарных основ не удастся вообще никогда.
Однако у аллоийцев, видимо, имелся предыдущий опыт общения с чужаками, и они выработали ряд подходов. Двое землян вскоре познакомились с методикой инопланетян в работе, и не просто старались ее постигнуть, но и вносили свой вклад в общие усилия. Взаимные намерения прояснялись все более и более. Вот уж сложилась некая примитивная система общения. Начались прямые контакты во плоти — поначалу осторожные, но по мере знакомства все более решительные.
Опасались не насилия, или, раз уж на то пошло: «При сложившихся обстоятельствах, — сказал, ухмыляясь, Ханно, — крючкотворства». Обе стороны боялись сюрпризов, заготовленных Вселенной, для которой жизнь была исключением из правил, а разум — исключением из исключений. Быть может, условия, кажущиеся одной расе естественными, могут повредить другой? Может статься, невинный или даже полезный для одних микроб принесет другим смерть.
