Джон Марко - Великий план
– Господин Бьяджио, – отчаянно прошептала она, – не заставляйте меня это делать. Я не хочу.
Голоса начали на нее кричать. Лорла расплакалась. Мужчина с семьей, восхищавшийся росписью, заметил ее слезы и повернулся, чтобы ее утешить.
– Девочка, – спросил он, – что случилось?
Лорла подняла голову. Незнакомец был очень высокий, и она вдруг яснее почувствовала, какая она неестественно маленькая. Он был одет совсем просто, не как богатый аристократ. И его родные тоже были большими и некрасивыми: девочка, мальчик и усталая жена. Все они смотрели вверх и бессловесно восхищались живописью. Лорла посмотрела на свое дорогое платье, и ей вдруг стало стыдно.
– Ничего не случилось, – ответила она. – Это потолок. Он такой красивый!
Ей слишком легко было лгать.
– Да, очень, – сказал мужчина. – Сегодня мы видим, что сделал для нас Бог. Все так прекрасно! Он хочет, чтобы весь мир был прекрасным. Но поскольку мир не может быть безупречным, Он посылает таких людей, как Дараго, чтобы они показывали нам небо.
Лорла заморгала: эта мудрая мысль ее очаровала.
– Правда? Вы в это верите?
– О да! – заявил мужчина. – В мире так много зла. Но иногда нам удается на секунду заглянуть на Небеса. – Он снова посмотрел вверх, на панно, и размяк от восхищения. – Планы Бога больше планов человека, девочка. Никто не может устоять перед Богом и природой. Даже такие великие люди, как Эррит.
– Не может? – спросила Лорла.
– Нет, – безмятежно ответил незнакомец. – Существует порядок вещей. Бог установил его. И человеку не подобает его менять.
И он отошел, а Лорла осталась, пораженная его удивительными словами. Человек вернулся к своей семье и медленно ушел вместе с ней, затерявшись в толпе. Лорла опять посмотрела в другой конец зала, на модель собора. Там собралась толпа детей, возбужденных и изумленных.
Увидев их, Лорла задрожала всем телом. Скоро отец Эррит начнет свое обращение к верующим. Потом он уйдет из собора, чтобы выполнить церемонию отпущения.
Время кончалось.
У небольшого балкона, выходящего на площадь Мучеников, архиепископ Эррит сидел уронив голову на руки. Рядом стояли отец Тодос и еще несколько священников. Сквозь стеклянные двери они смотрели на собравшуюся внизу многотысячную толпу – скопище верующих, которые пришли, чтобы выслушать ежегодное обращение епископа. До Эррита доносился шум толпы, напоминавший прибой. Он знал, что в этом году от него ждут больше обычного. А у него не было для них ничего.
В этот праздник, впервые за много десятков лет, у епископа не было подготовленной речи. Последние два дня он горевал о Форто и своем слабеющем теле, с каждым днем все глубже погружаясь в пучину абстиненции. Он даже не пришел на открытие своей драгоценной росписи – событие, которого с нетерпением ждал много лет. Этот день был ужасным, и Эррит был глубоко обеспокоен.
По Черному городу расползались слухи. Дредноуты Никабара стояли у горизонта, и их видели все, кто находился на улицах. Люди были в страхе. Они гадали, где Форто и почему Эррит не отправил Черный флот восвояси. Они ждали от Собора Мучеников указаний, и их тревоги легли на плечи Эррита тяжелым грузом. Епископ закрыл глаза и погрузился в молитвы.
«Отец мой Небесный, помоги мне! Помоги побороть демона, таящегося во мне – хотя бы на сегодня. Я согрешил. Я слаб. Прости меня».
Это был день отпущения грехов, день, когда Эрриту нужно было выйти на улицы и передать людям Божественное прощение. Эта мысль вызывала у него горький смех. Как мог он, самый грешный из людей, отпускать кому-нибудь грехи?
«На моих руках столько крови, Отец, – продолжал он молиться. – Столько неправедных дел! Но я все это делал ради тебя. Я…»
Он оборвал молитву, не находя в себе сил продолжать. Черный Ренессанс был раковой опухолью. Бьяджио был дьяволом. И у Бога были на Нар свои планы. Разве все это не было правдой? Эррит уже не знал.
– Эррит? – осторожно окликнул его Тодос. – Время подходит. Вас ждут.
Эррит открыл глаза и посмотрел на своего сподвижника. Священник показался ему испуганным.
«Неужели я настолько плохо выгляжу?» – подумал епископ.
К ночи он снова окажется в тисках абстиненции, его будет тошнить, лихорадить, и он едва сможет себя обслуживать. От пищи у него начнется рвота, музыка заставит кричать. Но сейчас Эррит об этом не думал. Ему хотелось только пережить этот день. И если он этой ночью умрет в постели, тогда он уйдет к Богу и ответит за свои грехи, а Бог назовет его хорошим или плохим и либо вознаградит, либо накажет.
– Ждут? Да, наверное, ждут, – сказал он, выдавливая из себя кривую улыбку. Тодос подал ему руку.
– Вы сможете встать?
– У меня достаточно сил, – ответил Эррит, отвергая его помощь. – Пока.
Он поднялся на ноги и повернулся к дверям балкона. Сквозь стекло виднелось людское море, волнующееся на площади Мучеников. Верующие терпеливо ждали своего духовного руководителя. Некоторые говорили, будто бы нарцы не ведают иного Бога, кроме самих себя, но Эррит знал, что это неправда. Они боятся будущего, как все люди, и ждут ответов от неба. И от Эррита.
Епископ сделал глубокий вдох и кивнул ожидающим священникам. Те сразу же открыли балконные двери. В последний раз безмолвно попросив Бога о силах, Эррит вышел на балкон, навстречу разноголосым приветствиям десяти тысяч нарцев.
Среди многочисленных толп, собравшихся на площади Мучеников, стоял спиной к морю Редрик Бобе и смотрел вверх, на балкон. Вокруг него топтались самые разные люди, все – верноподданные Нара, собравшиеся услышать своего правителя, Эррита, и почерпнуть у него мудрости. По телу мастера пробежала дрожь сладостного предвкушения. Он рано пришел на площадь и терпеливо ждал появления епископа. Когда на балкон выступил почтенный Эррит, все кругом радостно закричали. Однако Дудочник кричать не стал. При виде Эррита он ахнул.
– Боже! – воскликнул он. – Что у него за вид!
Крошечная темная фигурка рядом с ним подняла голову. Министр Бовейдин посмотрел на балкон из-под огромного капюшона и садистски хохотнул.
– Снадобье, – прошептал он на фоне шума. – Оно его сжирает.
Дудочник кивнул, делая вид, будто понял. Бовейдин был человеком скрытным, и только яркие глаза выдавали его тайну. Но, как и большинство жителей столицы, Редрик Бобе кое-что слышал о снадобьях высшей аристократии, продляющих жизнь. При виде епископа он содрогнулся. Эррит казался уродом. И Бобе, ненавидевший епископа и его церковь, порадовался его мукам.
Крики вокруг не смолкали. Эррит поднял трясущуюся руку, призывая толпу к молчанию. Игрушечных дел мастер с ухмылкой скрестил руки на груди.
– Вы только послушайте, как орут эти дураки! – язвительно заметил он.
